Паутина судьбы - Валентин Пушкин Страница 62

Он сейчас же узнал это нежное, срывающееся от горя сопрано.

– Юля? Вы, Юлечка? Вы… Что с ней?

– Умерла. – Юля плачет горько и жалобно, почти по-детски, хотя прошло десять лет с той поры, как он знал ее молодой девушкой.

Значит, Кристина Баблинская умерла недавно. Ее сестра еще не наплакалась.

– Но ведь положили на обследование. Почему – вдруг? Еще же не начали лечить. Ведь многих спасают…

Это Морхинин говорит совершенно зря. Христи, которая полусерьезно утверждала, что он ее единственный любимый мужчина, больше нет.

– Думали, у нее рак плазмы, – рассказывала, плача, Юля. – Это неизлечимо. Она знала, но надеялась немного пожить. А тут ночью приступ печени – и все. Как же так?… Она умерла в совершенном одиночестве. Только дежурный врач. – Неожиданно Юля перестала плакать. Видимо, взяла себя в руки и приступила к деловой части своего сообщения. – Валерьян Александрович, вы будете на похоронах? Кристину отпоют и похоронят на Даниловском кладбище. Там, где я вас с ней познакомила.

– Да, конечно, но… Видите ли, Юлечка, на отпевании и похоронах будет, наверное, присутствовать ваш супруг. А после того случая, когда он со своим спутником собирались меня избить, но меня спасло только ваше вмешательство, – с интонацией благодарности, но довольно уныло сказал Морхинин. – Мне бы не хотелось видеть вашего мужа.

– Ах, он и не помнит про то глупое недоразумение! – воскликнула Юля.

«Для хама, для обнаглевшего бандита это, может, и впрямь легкое недоразумение, – подумал Морхинин. – Расквитаться бы с ним… Да и с другими… – В душе он посмеялся над собой: экий я испанец-чеченец без кинжала. – Он приостановил самоиронию. – Зато с вальтером…»

– Мы вместе участвовали бы в отпевании, как когда-то, – настаивала Юля. – Все бы слушали и умилялись, не зная ваших отношений с покойной Христей, – Юля неожиданно усмехнулась.

– Моих отношений… с Христей? – переспросил Морхинин.

– Ну да, – уверенно произнесла Юля.

– Значит, вы осуждаете свою сестру? С каких это пор?

– С той Рождественской ночи, когда я изнывала одна в постели, а сестра занималась с вами любовью.

– Так вы не спали в ту ночь? Вы и позже знали о встречах Христи со мной?

– И не только с вами, но и с моим собственным мужем.

– Тогда я понимаю, как ваше горе искренне.

– Да, искренне! – крикнула в трубку Юля. – Несмотря ни на что!

– Нет, Юля, присутствовать на отпевании и похоронах я не буду. Как писатель, я приду почтить память поэтессы Баблинской в ЦДЛ на гражданскую панихиду. Извините, – чувствуя досаду, граничившую с бешенством, Морхинин положил трубку.

Утром, через день, он подумал и не пошел на гражданскую панихиду.

А еще через несколько дней по тому же телефону у него состоялся разговор с Юрием Ивановичем Зименковым.

– Как самочувствие? Как наши дела, старина? – бодро начал Зименков.

– Ты имеешь в виду бутылку «Белая лошадь»? Еще не откупоривал. Она по-прежнему стоит там, где поставили.

– Кто стоит?

– И бутылка, и лошадь. Там же лежит пачка «зеленых».

– Ха-ха-ха! Это очень остроумно! – однако в смехе Зименкова слышалось некое нервное сомнение.

– Все на месте, – еще раз подтвердил Морхинин. – Ты не хочешь ли переставить лошадь в другое стойло?

– Пока нет. У меня к тебе вопрос.

– Слушаю внимательно, навострив уши.

– Ты как-то говорил, что твою повесть «Круглый заяц» не вернули три журнала, хотя публикацию отклонили. Повтори названия этих журналов.

– Во-первых, патриотический безгонорарный журнал «Московское известие», – начал вспоминать Морхинин: – любовница старого хрена Лебедкина Горякова орала, что выкинула мою повесть в корзину для мусора. Дальше. Вернули с возмущением как «порнопроизведение» в «Столице»: больше всех смурела критикесса Капитолина. Потом долго тянули в журналишке «Новый полет юности»: редактор Ирина Яковлевна (фамилия инкогнито), неуловимая как Мата Хари, в конце концов заявила мне на улице, что наплевала на мою повесть, что я придурок, и потребовала отвалить от нее немедленно. После чего натравила на меня двух здоровенных холуев. Быть бы мне битому как – помнишь? – в vip-поселке с золотыми унитазами. Но я успел пырнуть одному по голени ногой… знаешь как?.. («Конечно, знаю! – подтвердил Зименков. – Сам сколько раз применял!») Недавно в кафе возле консерватории столкнулся случайно с этой выдрой…

– С какой? С Капитолиной?

– Да нет, не путай. Ирина Яковлевна опять напустила на меня двоих барбосов. У одного уже был готов кастет. Но я нашел проход в старенький дворишко с гаражами. Там меня один майор в отставке спас. Хороший мужик. А эти костоломы меня потеряли. Правда, одного я недавно заприметил в центре с его хозяйкой. Он тоже меня засек, кулачище показал.

– Так это чистый триллер! – восхитился по телефону Зименков. – Вот про все и накатай. А еще куда отдавал этого своего «Зайца»?

– А еще отнес в маститый журнал «Ноябрь». Там вежливо-изящно приняли распечатку, зафиксировали в компьютере. Ну, что ты! Прямо институт благородных девиц… Одна русая, вторая вороная в локонах: «Позвоните через месяц». Звоню. «К сожалению, отклонили». Прихожу, как вислоухий дурак: «Прошу вернуть мне мою рукопись». И начинается комический балаган: «Что? Как же так! Она лежала только что здесь, на этом столе. Какой ужас!» Пищат, ищут, валят друг на друга… «Ну, – говорю, – девицы, вам бы на эстраду, имели бы успех. В голом виде». – Морхинин малость приукрасил это событие.

– Теперь послушай меня, Валерьян. Все пропажи твоей повести неспроста. Идет погоня за кодом, который либо отпирает огромную сумму денег… Фантастически огромную! Либо код этот объясняет последний секрет нанотехнологий, дающий международный банковский счет на ту же гигантскую сумму.

– Это как у твоего Михаила?

– Очень может быть, – таинственно произнес Зименков.

– Эге, замечательно интересно. Но какое отношение все это имеет к повести о любви мальчишки из девятого класса к взрослой даме? Откуда в моей собственной, накаляканной вот этой рукой истории может возникнуть таинственный код, которого алкают бизнесмены, бандиты и спецсотрудники?

– Действительно, фантастическое совпадение. Какому-то неизвестному мне, но очень влиятельному и компетентнейшему лицу нужно было закодировать некое дьявольское число. Случайно ему попалась где-то в редакции твоя отвергнутая повесть. И он выбрал слово, дающее импульс для раскрытия кода секретного финансового или научного документа. Теперь усекаешь?

На этот раз Морхинин призадумался с мрачным видом. Там, где имеют место коды, дающие доступ к тончайшим технологиям и огромным суммам денег, всегда есть реальная угроза для человека, совершенно случайно попавшего (не ведая того) в беспощадную повседневную борьбу воротил мира. Они-то себя берегут. И то им не всегда удается спастись от пули квалифицированного киллера. Что уж говорить о беззащитном плебее на их пути?