Большой куш - Данил Корецкий Страница 62

– Седина в голову, бес в ребро, – усмехнулся Звонарев. – Ну, меня это не касается. Я ему помог все быстро оформить, договор он заключил на три месяца. Только вскоре они пришли и деньги забрали.

– Когда это было?

– Да вот, дня два назад. Сказали, дом будут покупать.

– Ясно, – кивнул Васильев.

Нечто подобное он и предполагал.

* * *

Жена Кулькова – пожилая располневшая женщина, которая или была намного старше своего покойного мужа, или так выглядела, только развела руками.

– Откуда? Зарплата у него была хорошая, но с нее не отложишь ничего. Тем более я стараюсь дочери помогать: когда выпадет свободная копейка, ей или куплю что-нибудь, или продукты отнесу, или денег подкину.

– Но он должен был принести достаточно крупную сумму.

– Не знаю, – сказала она. – Откуда он ее взял, крупную сумму-то?

– Так что, значит, точно денег нет?

– Нет, – сказал она твердо. – Денег нет. Вы бы лучше спросили: не надо ли нам помочь? Муж всю жизнь на государство работал, с преступниками боролся, поэтому и погиб… А теперь вы приходите, и у меня какие-то деньги забрать хотите!

Она заплакала.

* * *

Когда Васильев сказал Татьяне, что покупка дома откладывается на неопределенное время, с ней случилась истерика.

– Да ты что?! Ты соображаешь, как так?! Ведь это и заклад пропадет, десять тысяч псу под хвост!

Действительно, авансовые деньги при срыве сделки не возвращаются.

– Ну, что делать… – сказал Васильев. – Аванс я, может, потом и выбью назад, если получится. Но просто так сложилось, что деньги надо возвращать.

– А что это за деньги? – закричала Татьяна. – Откуда они? Куда ты вообще встрял с этими деньгами? И что с Виктором получилось? Как он погиб? Что вообще с вами происходит?

– Не знаю, – сказал Васильев. – Со всем миром что-то происходит.

Он вышел из квартиры, не слушая, что за его спиной кричит жена.

* * *

Его доля была почти целой, не считая заплаченного за дом аванса, тысячи, потраченной на подарки Татьяне, да того, что он отложил на похороны Степанова. Зашел к Боброву, тот протянул конверт:

– Здесь все десять тысяч.

Не выказывая удивления размеру суммы, Васильев сунул конверт в кейс и отправился к Синеватому.

– Принес? – мрачно спросил полковник. – Все?

– У меня пятнадцати тысяч не хватает. Бобров дал десять тысяч. Жена Кулькова сказала, что у нее ничего нет. Доли Степанова тоже не нашел.

Синеватый ударил кулаком по столу.

– Бобров все отдал, за Кульковым осталась двадцатка! Что удивленно смотришь? Каждый получил, сколько заслужил! Ваши премиальные самые крупные. И вот доля Степанова пропала! Двести пятьдесят тысяч евро! Куда они могли деться?

– Не знаю. Хотя версии есть.

– Выкладывай!

– Возможно, сработал давний любовник гражданки Сизенко, некто Косоногов. Научил ее забрать всю сумму из банка под предлогом совместного отъезда на ПМЖ в Испанию, а сам отравил ее, взял деньги и улетел один. А Степанов просто попал под раздачу. Или к отравлению Косоногов не причастен, а деньги из ячейки забрал сам, воспользовавшись связями с начальником службы безопасности банка Звонаревым… Помните, он у нас работал опером в Центральном отделе?

– Не помню, да это и не важно. Ну-ка, дай мне его данные…

– Кого? Косоногова или Звонарева?

– Этого, косого!

– Косоногов Иван Семенович, тысяча девятьсот шестьдесят шестого года рождения, уроженец города Пшенограда Тиходонского края…

Полковник полностью и разборчиво записал все на листе из блокнота.

– У него дом в Испании, и он вряд ли вернется, – пояснил на всякий случай Васильев.

– Неважно! Если у меня не хватает денег, то я должен дать хотя бы перспективного фигуранта…

– Но может, он и не при делах! Не исключено, что Звонарев, узнав о гибели держателей ячейки, сам извлек деньги и передал Корнилову, с которым хорошо знаком… Или просто присвоил, хотя, когда речь идет об общаке, это опасно…

– А ну-ка! – Синеватый вновь взял ручку. – Продиктуй и его…

И записав, спросил:

– Ну, а если этот Косоногов их не травил, то кто?

Васильев пожал плечами.

– Может, несчастный случай. Хотя я не верю в такие случайности.

– Ладно, следствие разберется! – не очень убежденно сказал полковник. – Иди пока.

Когда подчиненный ушел, Синеватый скрепя сердце распахнул сейф, вынул свою долю, положил ее в кейс, пересчитал. Многие бандерольки были нарушены, считать было тяжело, но он никому не доверил кропотливую работу и сам свел концы с концами. Получился миллион евро.

– Да-а, не густо, – подумал Синеватый, добавляя пакеты с наркотой. И успокоил сам себя:

– Ничего, на дури компенсируют.

Защелкнул замки «дипломата», взвесил его в руке, ощущая увеличившуюся тяжесть, и пошел к генералу.

Там картина повторилась. Козубов, не глядя, показал в угол комнаты.

– Поставь туда. Все?

– Нет, товарищ генерал, – виновато ответил Синеватый. – Трехсот тысяч не хватает…

– Сколько?!

– Понимаете, товарищ генерал, Степанов погиб, а его доля исчезла… Мы, конечно, ищем…

– Ничего я не понимаю! Я понимаю, что надо вернуть все! Или прикажешь мне свои докладывать?!

– Никак нет, – глядя в пол, ответил полковник.

– Не надо было такие жирные куски отрезать исполнителям! По тридцать штук на нос вполне бы хватило!

– Они же принесли тему… И провели операцию. И риск в основном на них. Следователя убили, в Васильева стреляли, теперь Степанова отравили…

– Вот и докладывай свои, если ты такой добрый! – по инерции рявкнул Козубов. Но тут же изменил тон:

– С похоронами все решили?

– Так точно, ребята занимаются.

– Проконтролируй лично! Я сам приеду, чтобы все было прилично!

– Есть, товарищ генерал!

* * *

Степанова хоронили на следующий день. Официальной версией его смерти стала остановка сердца на нервной почве, вызванная постоянным напряжением в борьбе с уголовно-преступным элементом. Фактически считалось, что он пал на боевом посту. Гроб был хороший, полированный, не из самых дорогих, но вполне приличный – опера всего города скинулись и увеличили ту казенную сумму, которая выделяется на похороны. Да еще Васильев добавил сорок тысяч.

Провожать в последний путь товарища пришли все тиходонские оперативники – каждый представлял, что в любой момент может оказаться в подобном положении. Было много венков и цветов, приехал генерал, произнес прочувственные слова, заверил, что семья Степанова не останется без внимания и заботы. Выступили Синеватый и Бобров, от имени товарищей произнес короткую речь Васильев. Комендантский взвод дал трехкратный холостой залп из автоматов, несколько оперов разрядили в воздух свои пистолеты. Начальство этого не одобряет, но смотрит сквозь пальцы.