Сомнамбулист - Джонатан Барнс Страница 63

В широком помпезном вестибюле корпорации «Любовь, Любовь, Любовь и Любовь », не уступавшем размерами бальному залу, металось эхо. В центре его на мраморном полу темнел сложный рисунок. Мистер Мун и Сомнамбулист, ввиду недостаточной перспективы, не сумели рассмотреть его полностью, однако с высоты птичьего полета они бы непременно узнали черный цветок о пяти лепестках, запечатленный в черном камне. Судя по всему, громадное помещение предназначалось для многолюдной толпы, нынче отсутствующей по непонятной причине. У дальней стены зала притулился секретарский стол, при подобных масштабах казавшийся маленькой закорючкой. За столом сидел джентльмен с очень прямой спиной.

Секретарь поднял глаза на вошедших, одарил обоих коротким взглядом и хмыкнул с подчеркнутым безразличием. Типичное поведение людей подобного рода. Мистер Мун с Сомнамбулистом приблизились к нему. Их шаги артиллерийской канонадой разносились по вестибюлю. Секретарь досадливо поцокал языком.

— Мое имя Эдвард Мун.

— Правда? — безупречно вежливо, но каким-то образом умудрившись выказать полнейшее презрение к любому, кто когда-либо стоял перед его столом, поинтересовался клерк.

— Я желаю видеть одного из ваших работников.

— Да? — Судя по недоверчиво-изумленному выражению на лице секретаря, мистер Мун пожелал нечто, равносильное аудиенции с главой Ватикана.— Вам назначено, сэр?

— Нет.

— Тогда, боюсь, ничем не могу вам помочь.

— Это моя сестра...

— Здесь, в корпорации «Любовь, Любовь, Любовь и Любовь», сэр, необходимо заранее оговаривать все встречи . Даже если это встреча с вашей сестрой, — проговорил секретарь все тем же холодным, механическим, выводящим из равновесия голосом. Невероятно вежливо, но с еле заметным намеком на насмешку.

— Могу ли я просить о назначении встречи?

— Конечно, сэр.— Изящным жестом клерк извлек лист бумаги. — Если вы будете столь любезны заполнить эту форму... Да, и вот что еще: как минимум до будущей среды вы все равно ни с кем повидаться не сможете.— Подавшись вперед, секретарь доверительно пробормотал: — Это самое загруженное время в году.

Мистер Мун начал терять терпение.

— Я должен повидаться с ней сегодня же. Ее имя Шарлотта Мун.

— Мне очень жаль, сэр. Здесь нет женщины с таким именем.

— Я знаю, что она тут работает. Не мешайте мне.

— Заверяю вас, сэр, я никогда в жизни не слышал этого имени, а мне хорошо знакомы все мои коллеги. Все девятьсот девяносто девять человек. Кроме того, как вы, наверное, знаете, здесь мы обходимся без таких обременительных условностей, как имена. Здесь мы все носим одно и то же славное имя. Я сам Любовь двести сорок пять. Хотя самым близким моим друзьям иногда позволяю называть меня просто двести сорок пятым.

— Моя сестра — Любовь девятьсот девяносто девять.

Секретарь улыбнулся.

— Сэр, вы, наверное, ошибаетесь. Любовь девятьсот девяносто девять — бывший сочинитель сентиментальных драм, прежде известный как Шутник Уилсон.

— Вы от рождения так невыносимы или здесь научились?

— Я склонен думать, что и то и другое.

— Где моя сестра? Если понадобится, я готов выбить из вас ответ.

Двести сорок пятый принял страдальческий вид.

— Не надо опускаться до угроз. По первому же зову мне на помощь сбегутся десятки моих товарищей. Вас обвинят в незаконном вторжении и угрозах. Мы же, соответственно, будем вправе защищаться. Последний, кто задавал мне неправильные вопросы, провел девять месяцев в заведении для умалишенных. И по-моему, он до сих пор уверен, будто лабрадорего матери вознамерился загрызть его.

— Я хочу увидеть мою сестру.

— Сэр. Вы ошибаетесь. Вашей сестры здесь нет.

— Она внизу? В ваших катакомбах? Секретарь посмотрел на Сомнамбулиста.

— Ваш друг в порядке?

Великан ответил ему сердитым взглядом.

— И конечно, мне бы не хотелось предполагать чего-либо подобного, но скажите, сэр, вы случайно не пьяны?

Огромным усилием воли подавив приступ бешенства, мистер Мун повернулся к дверям.

— Я до вас доберусь, — бросил он через плечо. — Будьте уверены, я раскрою все, что здесь творится.

— Прощайте, сэр. Жаль, что я ничем не смог вам помочь.

Возле самого выхода они разминулись с неким джентльменом, торопливо проскользнувшим мимо. Блестящий и элегантный, с портфелем в руке, он напоминал вставшего на задние лапки черного жука, одетого на Сэвил-роу. Весь до последнего дюйма служащий «Любви», джентльмен тем не менее показался Эдварду странно знакомым.

— Спейт!

Тот обернулся. Его когда-то неряшливое лицо, теперь умытое и выбритое, могло считаться даже до некоторой степени привлекательным. Бывший бродяга уставился на иллюзиониста и великана, словно профессор на парочку одноклубников времен колледжа. Лица вроде знакомы, но вот как зовут...

— Чем могу помочь?

— Я бы не стал о них беспокоиться, сэр,— пробормотал секретарь из-за стола.

— Ничего.

— Спейт! — снова позвал Эдвард.— Это же вы! Бывший бродяга сделал в их сторону пару шагов.

— Мистер Мун, если не ошибаюсь? И Сомнамбулист!

— Несомненно, вы нас помните.

— Я бы предпочел обращение Любовь девятьсот три.

— А я предпочитаю называть вас Спейтом.

— Тогда мы зашли в тупик. Сомнамбулист накарябал на доске.

ПОЧЕМУ ВЫ ЗДЕСЬ

— Работаю,— лаконично ответил Спейт.— У нас сейчас горячая пора.

— Мне уже сказали. Но не понимаю почему.

— Всего доброго, господа. Хотя мне и приятно стоять здесь, разговаривая с вами, но, боюсь, я нужен в другом месте.

— Расскажите мне о ваших планах.

— Осторожнее,— неожиданно прошептал их собеседник, а из-под маски респектабельного джентльмена на них взглянул настоящий Спейт.— На город большая волна идет. Отойдите в сторону, сэр. Или потонете. — Девятьсот третий развернулся и стремительно исчез в глубине здания.

Мистер Мун вышел на улицу, совершенно сбитый с толку всем произошедшим.

ЧТО ТИПЕРЬ

— Вернемся к Нэду. Мне нужны ответы на некоторые вопросы. Потом... Ты не против нарушить закон, как я понимаю?

Сомнамбулист пожал плечами.

— Тогда ладно. Сегодня ночью мы проникнем в «Любовь».

С убежищем Нэда Лава было что-то не так. Ветхие стены, заколоченные и забранные ставнями окна — все осталось без изменения. За исключением входной двери. Обычно запертая на множество замков, она болталась, распахнутая настежь.