Белая львица - Хеннинг Манкелль Страница 63

Георг Схееперс кивнул, хотя еще не вполне осознал важность того, что услышал от Вервея.

— Вас будут регулярно вызывать к президенту. Никаких письменных отчетов, разве что короткие заметки для памяти, которые затем надо сразу сжигать. Докладывать только президенту и мне. Если кто-нибудь у вас в отделе спросит, чем вы заняты, официальная версия такова: я попросил вас проанализировать, какова будет потребность в прокурорах на ближайшие десять лет. Ясно?

— Да, — ответил Георг Схееперс.

Вервей встал, взял со стола пластиковую папку и подал ему.

— Здесь те немногочисленные материалы по расследованию, какими мы пока располагаем, — сказал он. — Ван Хеерден убит всего двенадцать часов назад. Розыск убийцы ведет комиссар Борстлап. Поезжайте прямо сейчас в клинику Брентхерст и побеседуйте с ним.

На этом разговор закончился.

— Постарайтесь разобраться, — сказал на прощание Вервей. — Я выбрал вас, потому что вы хорошо зарекомендовали себя в прокуратуре. Надеюсь, вы меня не подведете.

Георг Схееперс вернулся к себе и долго сидел, пытаясь уяснить, чего, собственно, от него ждут. Потом решил, что надо купить новый костюм. Те, что у него есть, не годятся для встреч с президентом.

Сейчас, сидя в сумраке приемной, он был одет в очень дорогой темно-синий костюм. Когда его жена увидела эту обнову, она с удивлением спросила, зачем он его купил. Он объяснил, что ему предстоит участвовать в конференции, где будет председательствовать министр юстиции. Жена приняла это объяснение и больше вопросов не задавала.

Без десяти час деликатный охранник открыл дверь и пригласил пройти к президенту. Георг Схееперс поспешно вскочил, заметив, что нервничает, и последовал за охранником, который остановился у высокой двустворчатой двери, постучал, а затем впустил его в кабинет.

За письменным столом, освещенным настольной лампой, сидел лысоватый мужчина, который назначил ему встречу. Схееперс нерешительно топтался возле двери, пока наконец человек за письменным столом не подозвал его к себе и не указал на посетительское кресло.

Президент де Клерк выглядел усталым. Георг Схееперс заметил тяжелые мешки у него под глазами.

Президент сразу перешел к делу. В голосе сквозило нетерпение, будто ему постоянно приходилось говорить с людьми, которые ничего не понимают.

— Я убежден, что смерть Питера ван Хеердена не убийство с целью грабежа, — начал де Клерк. — Ваша задача донести до полиции, что убийство прямо связано с работой ван Хеердена в разведке. Я хочу, чтоб вы изучили все файлы его компьютера, все папки с документами, все, чем он занимался в течение последнего года. Ясно?

— Да, — сказал Георг Схееперс.

Де Клерк наклонился к нему, и в свете настольной лампы его лицо приобрело призрачные черты.

— По сообщению ван Хеердена, есть основания подозревать, что существует заговор, представляющий серьезную угрозу для страны, — сказал он. — Заговор, который способен ввергнуть нас в хаос. И убили его наверняка из-за этого. Иной причины нет.

Георг Схееперс кивнул.

— Больше вам ничего знать не нужно, — продолжал де Клерк, откинувшись на спинку кресла. — Генеральный прокурор Вервей выбрал вас в качестве информатора, так как, по его мнению, вы вполне надежны и лояльны к государственной власти. Я хотел бы лишь подчеркнуть конфиденциальный характер вашей задачи. Если вы проболтаетесь о том, что от меня услышали, — это государственная измена. А поскольку вы прокурор, не мне говорить вам, чем грозит такой поступок.

— Разумеется, — ответил Георг Схееперс и невольно выпрямился.

— Докладывать будете непосредственно мне, когда сочтете необходимым. Свяжетесь с моим секретариатом, и вам назначат время. Спасибо, что пришли.

Аудиенция закончилась. Де Клерк опять занялся своими бумагами.

Георг Схееперс встал, поклонился и по толстому ковру направился к двери.

Старик охранник проводил его вниз, к выходу. Другой охранник, при оружии, довел его до автостоянки, к машине. Схееперс взялся за руль и почувствовал, что руки взмокли от пота.

Заговор, думал он. Заговор? Который грозит всей стране и чреват хаосом? Но разве мы уже не в хаосе? Неужели хаос может быть еще больше, чем сейчас?

Он оставил этот вопрос без ответа и завел мотор. Потом открыл бардачок, достал пистолет. Вставил обойму, снял оружие с предохранителя и положил рядом на сиденье.

Георг Схееперс не любил по ночам ездить на машине. Обстановка слишком нестабильная, слишком опасная. Постоянно происходили вооруженные грабежи и налеты, причем все более жестокие.

Он поехал домой сквозь тьму южноафриканской ночи. Претория спала.

Ему было о чем подумать.

Когда я узнал страх, сонгома? Когда я впервые, одинокий и всеми покинутый, увидел перекошенное лицо страха? Когда понял, что страх сидит в любом человеке, независимо от цвета кожи, возраста, происхождения? Никому не скрыться от страха, жизнь без страха невозможна. Я не помню, сонгома. Но знаю теперь, что это правда. Я пленник этой страны, где ночи так непостижимо коротки, где тьме не дано объять меня целиком. Я не помню, когда страх впервые пришел ко мне, сонгома. Но он все время напоминает о себе теперь, когда я пытаюсь найти лазейку, чтобы выбраться отсюда, уехать — домой, в Нтибане.

Дни и ночи слились в сплошную мглу, где ничего не различить. Виктор Мабаша не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он оставил мертвого Коноваленко в уединенном заброшенном доме среди глинистых полей. А тот вдруг воскрес и стрелял в него в полной слезоточивого газа дискотеке. Он испытал потрясение. Ведь он был уверен, что, ударив Коноваленко бутылкой в висок, убил его. Но сквозь слезы и дым он точно разглядел стрелявшего. Это был Коноваленко. Виктор Мабаша выбрался из дискотеки по черной лестнице, куда в панике устремилась орущая толпа посетителей. На миг ему почудилось, будто он снова в ЮАР, где нередко использовали против черных африканцев слезоточивый газ. Но он был в Стокгольме, и восставший из мертвых Коноваленко охотился за ним, чтобы убить.

В Стокгольм он приехал тогда на рассвете и долго кружил по улицам, не зная, что делать. Он так устал, что опасался верить собственному благоразумию. И это пугало его. Раньше он всегда считал, что именно благоразумие, способность хладнокровно отыскать выход из любой трудной ситуации, — наилучшая страховка в жизни. Он прикинул, не пойти ли в гостиницу. Но у него нет ни паспорта, ни каких-либо других документов, удостоверяющих личность. Он — никто среди всех этих людей, безымянный вооруженный человек, и только.

Боль накатывала волнами, снова и снова. Надо срочно найти врача. Бинт почернел от крови, ни антисептиков, ни противовоспалительных средств у него нет. Он боялся стать совсем беспомощным. Но сам кровоточащий обрубок его не интересовал. Пальца словно никогда и не было. Мысленно Виктор превратил его в фантазию. Он таким родился — без указательного пальца на левой руке.