Убить Хемингуэя - Крейг Макдоналд Страница 64

– Зачем, черт возьми, это тебе нужно, Донован?

Лицо Криди потемнело.

– Потому что ребенок, избавиться от которого ты ей помог, был моим, Ласситер. Виктория принадлежала мне, пока ты ее у меня не украл. Затем ты помог ей убить моего ребенка?

Гектор потерял дар речи.

– И я понятия не имею, зачем я тебе это все рассказал, – добавил Криди.

Агент ФБР поднес стакан к носу, повернул его на свету, затем сказал:

– Ты меня опоил.

Гектор, все еще под впечатлением от услышанного, полез в карман, достал теперь уже пустую склянку и показал ее Криди.

– Совершенно верно, – небрежно заметил он, все еще думая о Виктории. – Твоим же собственным зельем, хрен его знает, что это такое. Не знал, какую дозу выбрать, так что ты получил все. Неприятно?

Криди едва не кинулся на Гектора, несмотря на направленный на него кольт. Черт, известны случаи, когда это средство в чрезмерных количествах наносило непоправимый урон мозгу. Странные видения, которые могли возникнуть через месяцы или даже через годы. Вроде бомбы с часовым механизмом в твоей голове. Криди начал поносить Гектора матом и порывался броситься на него, пока тот не прижал дуло пистолета к его мокрому от пота лбу.

Через некоторое время Криди успокоился, и Гектор сказал:

– Что же, вряд ли имеет значение, какой эффект производит это зелье в конечном итоге, потому что я собираюсь уничтожить тебя и Гувера сейчас, чего бы это ни стоило. К тому же ты сам знаешь, что это снадобье развязывало язык Мэри очень медленно, поэтому я решил, что доза побольше подействует быстрее. Похоже, я был прав.

Криди фыркнул. Не в состоянии сдержаться, сказал пьяным голосом:

– Эта твоя сегодняшняя речь – жалкие потуги. Ты же разглядел только самую верхушку айсберга. Ты все еще не знаешь почти ничего. Я уже уничтожил тебя и твой мир, Ласситер. Начиная с двадцатых годов Бюро проникало в группы писателей. Мы влезали всюду, где только удавалось. За годы наша тактика расширилась и технические средства совершенствовались. Становились более мощными и скрытными. Теперь мы практически в состоянии руководить творческим человеком как заблагорассудится и в конечном итоге его уничтожить. Хемингуэй и Стейнбек и другие, вроде тебя, главенствовали в первой половине нашего века, но я буду руководить во второй. Хемингуэи и Ласситеры завтрашнего дня создаются и меняются мною и такими, как я. Папы и Гекторы завтрашнего дня получают свое художественное видение от ЛСД и мескалина, которые мы готовим в наших лабораториях, Ласситер. И их произведения страдают, становятся фрагментарными… разрозненными. Эти появляющиеся писатели даже не знают правды – я их муза.

– Ты и в самом деле безумен, – сказал Гектор. – Даже если так, что ты сам от этого будешь иметь? Зачем тебе все это? Ты ведь и сам некоторым образом писатель.

Криди ответил хрипло:

– В этом-то все и дело. Подумай сам, когда американский роман опустится до постмодернистской белиберды и бесформенных экспериментов с прозой, каким колоссальным успехом у масс будут пользоваться мои романы с их четким сюжетом и ясным языком? Наконец-то будет признан мой талант. Я буду писателем, которого будут читать все. – Он снова ухмыльнулся. – А ты? Тебя скоро совсем перестанут замечать, Ласситер, процесс уже пошел. Твоя манера делать из себя главного героя своих произведений, гнаться за постмодернизмом… Черт, ты позволяешь себе попасть под влияние всех этих обдолбанных молодых уродов, которых я контролирую. Итак, как видишь, я уже победил.

Гектор крепко схватил Криди за волосы:

– Если это то же самое зелье, которым ты опоил Мэри, то ты, скорее всего, не вспомнишь ничего из этого разговора. Но, может быть, что-то и вспомнишь. Поэтому слушай внимательно: если я не убью тебя в ближайшие несколько минут, сукин сын, я сделаю это целью своей жизни, Криди. Я не дам тебе прохода, я буду следить за тобой и добьюсь, что ты окажешься в земле, как произошло с Хемом.

Гектор уже не мог совладать со своей яростью. Он сунул кольт за пояс и достал свою колбаску из монет. Он вытряхнул подушку из наволочки, завернул колбаску в нее и один раз обмотал вокруг кисти. Затем он принялся бить агента ФБР и бил до тех пор, пока все простыни не окрасились кровью.

Криди скулил, пока не потерял сознание. Гектор пытался встряхнуть его, он ведь еще не успел спросить, куда подевались другие «украденные» рукописи. Где находятся давно потерянные рукописи Хема. Но он сам лишил себя этой возможности. Даже в шестьдесят пять лет Гектор не научился справляться со своим гневом, он часто брал верх над ним. Более того, он, похоже, стал еще вспыльчивее.

Он не мог привести этого сукина сына в чувство. Гектор даже начал опасаться, что убил Криди. Потом решил, что, может быть, и в самом деле стоит его прикончить, причем побыстрее.

Гектор снова приложил кольт ко лбу Криди, затем чертыхнулся, опустил пистолет и сунул его в кобуру. Он никак не мог убить человека, лежащего без сознания. Даже такого человека.

Гектор оставил агента ФБР на кровати в мотеле. Он тяжело дышал, на губах пенилась кровь.

Черт, возможно, он дал Криди слишком большую дозу. Гектор даже понадеялся на это.

Пока он так стоял, его грызло все, что Криди рассказал про долгосрочные безумные планы Гувера уничтожить писателей.

Вспоминая мерзкие планы Криди и его манию величия, Гектор прикрыл дверь в номер и вышел на яркое солнце штата Айдахо.

Куда бы он ни посмотрел, Гектор всюду видел тени. Теперь его задача стала масштабнее, дело касалось на только наследства Хемингуэя, не только поддержания его затяжной игры.

Теперь это была война за свое собственное ремесло, война против противника, которого Гектор пока не мог определить достаточно четко для того, чтобы прицельно в него выстрелить.

Написать книгу – целое приключение; начинается она как забава, затем становится любовницей, дальше хозяйкой, а под конец тираном.

Уинстон Черчилль

Ветер лохматил им волосы, когда Ханна вела машину в предгорья, мимо домов, выставленных на продажу по диким ценам, и строящихся особняков.

– Что теперь будет, Ричард?

– Ты о чем?

– Ты – настоящая развалина. Тебе нужна помощь, нужно лечиться от алкоголизма. Иначе нигде ничего не получится, ты ведь это уже понял, так?

Она тайком бросала на Ричарда взгляды, на мгновения отрывая их от извилистой дороги, которая вела то вверх, то вниз.

Ричард Полсон печально улыбнулся и пожал плечами:

– Сейчас почему-то все по-другому, чем раньше. Ты знаешь, как Хемингуэй описывал Скотта Фицджеральда, который начал забывать слова? Он сравнил Скотта с бабочкой, которая начала задумываться о механизме полета и не смогла больше летать. Как сороконожка, которая задумалась, с какой ноги шагать, и потеряла способность ходить. Так оно и бывает. Теоретически я знаю, что писать. Мне это ясно, я могу донести свою мысль. Но резонанс отсутствует. Поэзия потерялась. Даже способность ввернуть время от времени удачное предложение. Исчезла. Исчезла.