Карамболь - Хокан Нессер Страница 64

Они немного посидели в машине, и Рейнхарт попытался вновь подчеркнуть, насколько деликатным должен быть их первый визит. Чертовски деликатным. Блумгорд уловил намек.

— Я останусь в машине, — сказал он. — Лучше иди один, а то мне очень трудно держать язык за зубами.

Рейнхарт кивнул и вылез из машины. Бросил взгляд на парк: открытое наклонное поросшее травой поле с низкими серо-белыми спортивными сооружениями в центре, похожими на бассейн. По словам Блумгорда, туристам здесь делать нечего. Приличным людям тоже. По крайней мере, ночью. С наступлением темноты Сансет-парк, согласно народной молве, менял имя с «Закатного парка» [26]на «Забойный» — Гансхот-парк.

Сейчас парк выглядел очень мирно. По асфальтированной дорожке с усилием поднимался вверх любитель бега трусцой, на скамейке сидели два явно безработных господина в вязаных шапочках и передавали друг другу бутылку в бумажном пакете. Две полные женщины катили детскую коляску и разговаривали, активно жестикулируя. Одно из голых деревьев вдоль улицы было увешано обувью — мотив, который помнился Рейнхарту по полученной когда-то открытке. Неясно, от кого.

Воздух был холодным. С реки Гудзон задувал ледяной ветер, чувствовалось, что снег не за горами. Отсюда открывался великолепный вид. К северу на фоне стального неба виднелись силуэты Манхэттена, чуть западнее — весь порт со статуей Свободы и район Статен-Айленд. «Сюда-то они и прибыли, — подумал Рейнхарт. — Отсюда и начался Новый Свет».

Он прошел мимо трех домов и четырех машин — больших, слегка проржавевших колымаг — и оказался перед номером 602. Цифры означали расположение: второй дом между 6-й и 7-й авеню, это он разузнал заранее. Он поднялся на восемь ступенек и позвонил. Залаяла собака.

«Деликатно, — подумал он снова. — Чертовски деликатно».

Дверь открыл мальчик младшего подросткового возраста, в очках и с торчащими наружу зубами. В руке он держал бутерброд с шоколадным кремом.

— Мне нужна миссис Понтшак, — сказал Рейнхарт.

Мальчик покричал внутрь дома, и через некоторое время по лестнице, пыхтя, спустилась полная женщина и поздоровалась.

— Это я, — сказала она. — Я Элизабет Понтшак. В чем состоит ваше дело?

Рейнхарт объяснил, кто он, и его пригласили на кухню. Гостиная была оккупирована мальчиком и телевизором. Они уселись за узкий пятнистый пластиковый стол, и Рейнхарт принялся излагать свое дело таким образом, как задумал. По-английски, сам не зная почему.

Ему потребовалось несколько минут, и все это время женщина поглаживала желтовато-серого кота, который скакал у нее на коленях. Собака, очевидно, обитала у соседей, и Рейнхарт периодически слышал, как она на что-то воет или гавкает.

— Я вас не понимаю, — сказала женщина, когда он закончил. — С чего ему вдруг меня разыскивать? Мы не общались пятнадцать лет. Сожалею, но ничем не могу вам помочь.

Ее английский был хуже его собственного, отметил Рейнхарт. С мистером Понтшаком, если таковой по-прежнему имелся поблизости, она, вероятно, разговаривала по-польски. Сейчас его, во всяком случае, дома не наблюдалось.

«Ага, — подумал Рейнхарт. — Ну, вот и все».

Он, со своей стороны, говорил неправду. А она?

Определить этого он не мог. Он внимательно следил за ее реакцией, но не заметил никаких признаков того, что она что-то скрывает или подозревает.

Если бы она не была такой флегматичной, с раздражением рассуждал он. Толстым и вялым людям не составляет труда что-либо скрыть. Он уже подметил это раньше. Достаточно просто сидеть, уставившись в пустоту, что они обычно и проделывают.

Оказавшись на улице, он понял, что такое обобщение несправедливо. Несправедливо и недопустимо. Но, черт возьми, он ведь привез с собой через Атлантику одну-единственную козырную карту. Жалкую козырную карту, он разыграл ее и ничего не приобрел.

Рейнхарт побрел обратно к ожидавшему в машине Блумгорду.

— Ну, как дела? — спросил тот.

— Никак, — ответил Рейнхарт. — К сожалению.

Он опустился на пассажирское место.

— Не могли бы мы куда-нибудь поехать выпить кофе? С кофеином.

— Конечно, — откликнулся Блумгорд, заводя машину. — План Б?

— План Б, — вздохнул Рейнхарт. — Четыре дня, как договаривались, потом просто плюем. Я возьму на себя столько времени, сколько смогу. Ты точно можешь выделить мне людей?

— Разумеется, — с энтузиазмом подтвердил Блумгорд. — Тебе незачем сидеть здесь самому и вести наблюдение. У нас в этой деревне имеются кое-какие ресурсы, сейчас в моде иные тенденции, чем пятнадцать лет назад. Никакой толерантности — признаюсь, поначалу я был настроен немного скептически, однако это работает.

— Я слышал об этом, — сказал Рейнхарт. — Но все же не хочу ощущать себя здесь туристом. Кроме того, вести наблюдение надо круглосуточно, иначе нет никакого смысла.

Блумгорд кивнул:

— Ты получишь в свое распоряжение машину. Давай заедем, составим график, и ты выберешь удобное тебе время. Остальное я беру на себя. Оке, compadre? [27]

— No problem, [28]— ответил Рейнхарт.

В результате он отложил свое первое дежурство до воскресенья. Блумгорд позаботился о том, чтобы начиная с четырех часов субботы на углу 44-й улицы и 6-й авеню в Бруклине стояла машина с двумя полицейскими в штатском. Рейнхарт же посвятил вторую половину дня и вечер прогулке по Нижнему Манхэттену. Сохо. Маленькая Италия. Гринвич-Виллидж и Чайна-таун. Под конец он оказался в «Барнс энд Нобл». Это представлялось чем-то вроде обязательного пункта программы. Сидел и читал. Пил кофе, ел шоколадные пирожные и слушал читавших стихи поэтов. Купил пять книг. В половине десятого он вышел оттуда и сумел сесть на нужный поезд метро до Колумбус-Серкл. Когда он выбрался из-под земли, уже пошел снег.

«Интересно, что я тут делаю? — подумал он. — В этом городе обитает более семи миллионов человек. Как можно думать, что я попаду в точку? Пожалуй, куда больше шансов, что я заблужусь и исчезну, чем что-нибудь обнаружу».

Поднимаясь на лифте, он вспомнил, что в удаче предприятия его убедил комиссар, но это показалось довольно слабым утешением. По крайней мере, сейчас, в одинокий субботний вечер.

Когда он позвонил и вторую ночь подряд разбудил Уиннифред, та сообщила, что в Маардаме тоже идет снег.

37

Морено встретилась с Марианной Кодеска в обеденный перерыв в кафе «Роут Моор». По словам инспектора Роота, «Роут Моор» было типичным заведением для женщин в возрасте от тридцати четырех с половиной до сорока шести лет, питавшихся морковкой и пророщенными зернами, читавших «Афину» и успевших отправить на свалку одного или нескольких мужчин. Морено никогда прежде сюда не заходила и была почти уверена в том, что Роот тоже.