Не откладывай убийство на завтра - Людмила Ситникова Страница 64

Катарина пожала плечами:

– Ничего не могу сказать, Лилиана Всеволодовна, я не разбираюсь в медицине, но, знаете, мне кажется, в одной передаче я слышала, что болезнь Альцгеймера встречается в основном у мужчин.

– Наверное, ты спутала ее с болезнью Паркинсона.

– Возможно.

– Ох, – Лилиана глубоко затянулась, – собственно, какая разница, исход-то один! И неважно – Альцгеймер, Паркинсон или еще какая-нибудь гадость. Я умру… я непременно умру, как мать и бабка! Господи, видно, пришло время расплачиваться за ошибку беззаботной юности. – Актриса резко замолчала.

– Ошибку?

– Ты когда-нибудь хотела иметь детей? – огорошила ее неожиданным вопросом Серебрякова.

Катарина внутренне сжалась.

– Мечтала стать матерью всеми фибрами души, но… к большому сожалению, я не могу рожать.

– Проблемы со здоровьем?

– Лилиана Всеволодовна, это больная тема, я не хотела бы ее поднимать, а почему вы вдруг поинтересовались?

После минутной паузы Серебрякова прошептала:

– Много лет тому назад я… отказалась от собственного ребенка!

Копейкина присвистнула:

– Не верю!

– Придется поверить, дорогая, в то время я была самоуверенной, амбициозной особой, для которой ребенок являлся тяжкой ношей, тянувшей меня ко дну. Мечтая лишь о карьере великой актрисы, я добровольно оставила кричащий сверток в роддоме. Теперь понимаешь, что бог решил меня наказать? Он выбрал самый верный способ – променяв ребенка на профессию, я в конечном итоге теряю и ее. А в скором времени потеряю и жизнь… – Лилиана разрыдалась.

– Врачи вам помогут, – пролепетала Катка, судорожно переваривая откровенные слова Серебряковой.

– Моей матери врачи не помогли!

– С тех пор медицина далеко шагнула.

– Все ерунда!

– Вы заблуждаетесь, нельзя, подобно страусу, прятать голову в песок. Надо бороться, обязательно бороться!

– Вся моя жизнь состоит из борьбы, как только я переступила порог театрального вуза, начала бороться. Сначала хотела стать лучшей среди однокурсников, потом началась более жесткая борьба за место под солнцем. Я устала, видит бог, устала.

Катарина смотрела на актрису, и ей казалось, что Лилиана, отбросив всю свою театральность и наигранность, потеряла лоск. Перед ней сидела не божественная Серебрякова, излучающая сексуальность, а простая женщина бальзаковского возраста, женщина, чувствующая, как безжалостная лапа неумолимого времени отбирает остатки ее былой красоты и здоровья.

– В юности я рассчитывала до конца дней играть героинь, а теперь… Ты можешь себе представить, что испытывает актриса, когда ей вдруг предлагают роль бабушки?

– Нет.

– Это унижение! Жуткая катастрофа! Трагедия! Конец света!!!

– Позвольте здесь с вами не согласиться, Лилиана Всеволодовна, и вы, и я знаем множество знаменитых актрис, играющих на протяжении всей своей жизни возрастные роли, например…

– Это не то, все не то, ты не понимаешь, существуют характерные роли, а есть роли героинь. Более тридцати лет я играю последних, и хочу… слышишь, хочу оставаться героиней! Для меня перейти на роли старушек – смерти подобно!

– Так не переходите, кто вам мешает?

Лилиана подняла указательный палец вверх.

– Они!

– Кто?

– Все! Продюсеры, режиссеры, коллеги – они все мне мешают. Я старею, а значит, становлюсь никому не нужной, вышедшей в тираж актрисой. Чертов шоу-бизнес штука жестокая, выживает сильнейший. Вышеперечисленным персонажам глубоко плевать на мои прежние заслуги. Да, в семидесятых, восьмидесятых и даже в начале девяностых я была на коне, но время, это коварное время постоянно дает о себе знать. Ты знаешь, почему я согласилась сниматься в «Грешниках»?

– Понравился сценарий?

– Черта с два! Сценарий – полное дерьмо! Режиссер идиот, а коллеги… меня ненавидят. Но я согласилась, потому что не желаю провести остаток жизни забытой, покинутой всеми актрисой. До «Грешников» я два года выживала благодаря унизительным эпизодам. Большое кино меня забыло. Шестидесятилетняя Лилиана Серебрякова им не нужна!

– Вы как-то упомянули, что предложения сниматься продолжают поступать…

– Правильно, но какие? Играть бабу Веру или тетушку Надю? Нет, Катка, это не мое.

– Неужели у всех актрис судьба настолько трагична?

– Представь себе, почти. Адская профессия, как любил говаривать мой отец. Актеру-мужчине выжить в кинематографе намного проще, к ним… больше снисхождения, понимания… не знаю, как это назвать. Хотя всякое случается, сколько актеров-мужчин были забыты после бурного всплеска бешеной популярности? – Серебрякова замолчала, уставившись на отражение в зеркале. Минут десять Лилиана разглядывала свое лицо, затем внезапно рассмеялась: – Когда я была девчонкой, страстно хотела вырасти, теперь жажду вернуться в детство. Смешно!

– Вы отлично выглядите, – решилась на комплимент Копейкина, понимая, куда клонит Лилиана.

– Пресса поливает меня грязью, мусолит каждый мой поход к пластическому хирургу, а я ведь всего-навсего хочу продлить молодость! Ката, разве это преступление? Разве актриса не имеет права стареть чуточку медленнее остальных?

– Лилиана Всеволодовна, у вас тушь потекла.

– Плевать!

– Хотите, я принесу…

– Я сказала, нет! – Серебрякова потянулась за сигаретой. – Единственный человек, который меня понимал и всячески поддерживал, это – Любомир. Он чувствовал меня изнутри, мы могли общаться без слов, даже его дурацкая выходка… – Лилиана запнулась.

– Какая выходка?

– Да нет, неважно.

– Нет уж, раз начали, продолжайте.

– Пустяки.

– Я вас прошу.

– Иногда ты бываешь невыносима! Ладно, слушай. Примерно три месяца тому назад он и Танька…

– Карпова?

– Она самая. Короче, эти двое решили надо мной подшутить. Сейчас я понимаю, ничего плохого они не замышляли, но тогда…

– Что они сделали?

– В тот день я наконец решилась на визит к врачу, частые головные боли довели меня до ручки. Взяв медицинскую карту…

– Разве она хранится у вас дома?

– Представь себе. Терпеть не могу, когда увесистый том с перечнем моих болячек покоится на полке в регистратуре. Некоторые люди очень любопытны, а любопытство может завести очень далеко. Карта лежала в сумочке, и во время съемок моего эпизода с Нателлой Любомиру вздумалось поразвлечься. Они с Карповой взяли мою сумку и спрятали ее в гримерке Круглова. Но во время перемещения не заметили – до сих пор не пойму, как такое возможно, – что карта выпала. Ты сама видела, какая суматоха на площадке, люди бегут, орут, ничего вокруг не замечают. В тот роковой для меня четверг на съемки проник журналист. А теперь догадайся с трех раз: кто обнаружил талмуд с моими болезнями?