Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти! - Майкл Иннес Страница 65

Затем появилась перекрученная проволока, которую Келлетт обнаружил в водостоке. Вы могли бы и догадаться, Додд. Она оказалась подобием того приспособления, которое я на ваших глазах соорудил для защиты отпечатков пальцев на револьвере. Помещенный в такую клетушку револьвер можно переносить и стрелять из него, не смазывая старые отпечатки.

К тому времени накопилась масса противоречивых улик в пользу возможных или вероятных фальсификаций. Против Хэвеленда: кости. Против Эмпсона: пальчики и ложный телефонный звонок. Против Поунолла (если отчасти верить его рассказу): пятна крови, страницы из ежедневника и снова пальчики. Из всех обитателей профессорских апартаментов только против Титлоу не было никаких подлогов. Поэтому я рассматривал его в качестве единственного подозреваемого. Я выдвинул рабочую версию: он пытался подставить под удар всех своих соседей по профессорским апартаментам. Затем, зайдя с другой стороны, я постарался рассмотреть, как Титлоу обеспечил собственное алиби. Сопоставил слова Эдвардса о пиротехнике и виденную мной каплю воска на книжном шкафу. Однако версия не пришлась мне по душе, и вскоре (полагаю, ради завершенности схемы) я подумал, что воск, возможно, единственное свидетельство фальсификации против Титлоу. Я продвинулся до того, что счел ложный выстрел одним из средств компрометации Титлоу. И тут понял всю зыбкость аргументации.

В результате у меня получилось, что четверо обитателей профессорских апартаментов вовлечены в некую странную цепь событий. Я начал выяснять, в каком направлении тянется эта цепь. Несколько раньше я сказал, что в самом начале Поунолл указал на Хэвеленда. Это случилось в профессорской в первый вечер после убийства. Однако тогда произошло кое-что еще. Не будет преувеличением сказать, что воздух сотрясался от инсинуаций. Анализ сказанного вслух и прозрачных намеков дал следующее: Поунолл указывал на Хэвеленда, Хэвеленд указывал на Эмпсона, Эмпсон указывал на Титлоу, а Титлоу указывал на Поунолла. Нагляднее некуда: вырисовывалась явная цепочка и направление, в котором она тянется. Где искать отправную точку? Существовала ли связь между тем, куда направлены обвинения, и тем, что известно или можно вычислить касательно того, на что указывают фальшивые улики? Я видел лишь одну связь: обвинения Хэвеленда были направлены против Эмпсона. Я вполне резонно рассматривал Хэвеленда и как вероятного имитатора голоса Эмпсона (у него был к этому талант), и как субъекта, «поместившего» пальчики Эмпсона на револьвер (он живо интересовался, нашли ли орудие убийства).

Умозрительно я начал оттуда. Хэвеленд убил Амплби и попытался свалить вину на Эмпсона. Это подтвердилось. Однако из этого я сделал вывод, оказавшийся ложным. Титлоу подозревал, что Хэвеленд виновен, и подбросил кости с целью окончательно уличить его. Он вполне обоснованно переживал по поводу морального аспекта своих действий и изо всех сил искал доказательства своей правоты. Но вскоре мне пришлось отказаться от этой версии, поскольку инсинуации Титлоу были направлены не на Хэвеленда, а на Поунолла…

Но от чего я не был готов отказаться сразу же, коль скоро я так далеко продвинулся, так это от вероятной виновности Хэвеленда. Поскольку, как это ни парадоксально, постулат о том, что кто-то фальсифицирует дело против Хэвеленда, являлся главным аргументом в пользу того, что Хэвеленд на самом деле виновен. Сфальсифицированное против Хэвеленда дело в действительности защищало его, поскольку фальсификация была неубедительной: Хэвеленд, по заявлениям Эмпсона, был не из тех, кто подобным образом расписывается в своих деяниях.

Хэвеленд же всегда представлялся вероятным убийцей. Каждому сыщику известно, что при поиске убийцы внутри любой группы лиц следует помнить о важности фактора психической нестабильности. В реальной жизни убийцы в большинстве своем встречаются отнюдь не среди начальников отделений полиции или членов кабинета министров. Они встречаются среди менее психически устойчивых групп населения. Столкнувшись с убийством, любой поведет себя более или менее аномально, но совершение убийства является… м-м-м… особым разделом психиатрии. Полагаю, Дейтон-Кларк распознал в Хэвеленде убийцу и тотчас же преподнес сам себе этот факт, как сказал бы Эмпсон, как представляющий научный интерес. Первое высказанное мне Дейтоном-Кларком спонтанное замечание «высветило» подсознательный ход его мыслей. Между Амплби и Хэвелендом существовала неприязнь…

Отсюда до разгадки было рукой подать. Идя по цепочке Хэвеленд – Эмпсон – Титлоу – Поунолл – Хэвеленд, я мог яснее представлять себе факты, вполне мог выведать у людей неприглядные подробности. Однако в одном я был почти убежден. Я не должен допустить того, чтобы Хэвеленд или кто-то еще из этой публики оказался на скамье подсудимых. К чему бы ни стремились эти четверо, они заварили между собой такую кашу, которую не расхлебает ни один защитник.

Эплби поднялся и поставил бокал на стол.

– Я частично рассчитывал на показания Титлоу, однако мой неназванный наблюдатель в Садовом сквере оказался тем «счастливым билетом», сведения, полученные от него, позволили мне потребовать подробных объяснений у других актеров. А выбранный Хэвелендом выход из создавшегося положения оказался во благо всем нам. Здесь не разгорится скандал. Казначейство получит значительную экономию, а на долю занятого по горло полицейского выпадет меньше бессонных ночей.

Эплби хлопнул Додда по плечу и направился к двери. На полпути он обернулся и улыбнулся Готту.

– Надеюсь, мы еще встретимся. А пока что хочу сделать вам подарок на прощание.

– Какой подарок?

– Название книги, которую вы никогда не сможете написать: «Семь подозреваемых».

Актеры прибыли, милорд…

И пьесу мы увидим завтра.

Если вам случится провести летний отпуск в окрестностях местечка Хортон, обязательно «совершите восхождение» на небольшую гору Хортон-Хилл. Это не составит особого труда, а оттуда вам откроется прекрасный вид. Гора является одновременно цитаделью и форпостом. К северу от ее вершины простираются невысокие холмы, куда переходит ее подножие, характерные для английского пейзажа. К югу тянется низменность, где на небольшом отдалении видна серебристая лента моря. В семи с небольшим километрах за пологими холмами скрывается торговый городок Кингс-Хортон. За возвышенностью спряталась близлежащая деревенька Скамнум-Дуцис, о существовании которой свидетельствуют голубовато-серые дымки. Прямо под горой, за торжественным великолепием лужаек, сада и оленьего парка располагаются вычурные и в то же время неброские постройки имения Скамнум-Корт. Возможно, это не самая роскошная из английских родовых вотчин. Однако весьма большое поместье: в одном из соседних графств располагается нечто вроде его младшего брата – Бленхеймский дворец.

И все же с вершины Хортон-Хилл Скамнум выглядит почти игрушечным. Аскетичные линии фасадов, яркая зелень газонов, тщательно ухоженные сады, окруженные знаменитыми висячими живыми изгородями, словно перенесенными из Шёнбрунна, – все это одновременно создает впечатление полета фантазии и некой строгости, ограничивающей экстравагантность обитателей. Кажется, что Скамнум говорит: здесь находится средоточие гордости имущих мира сего, но тут и смиренная сдержанность, свойственная умудренным опытом. Мистер Эддисон, проживи он на несколько лет дольше, с одобрением бы отнесся к этой величественной громадине. Мистер Поуп, хоть и отправился сочинять язвительные эпиграммы, тайно приезжал сюда, чтобы насладиться видом. А доктор Джонсон, когда ездил на чай к третьему герцогу, надевал свой лучший сюртук. Ибо что означают эта упорядоченная величественность, строгие пилястры и ухоженные цветники, как не воплощение главного морального постулата восемнадцатого века: величие жизни есть богатство в сочетании с благовоспитанностью.