Неподражаемый доктор Дарвин - Чарльз Шеффилд Страница 66

— Самым внимательным образом… так же, как французский двор? Доктор Дарвин, пусть я сейчас в Англии, но рост мой не стал от этого больше, чем в Париже. И воспримут меня так же несерьезно.

— Ничего подобного. Вы просто не знаете старину Джимми Ватта. — Дарвин энергично писал. — Только заговорите с ним на инженерные темы, и можете хоть раздеться догола и выкраситься, он и не заметит. Он любит повторять мне, что человек измеряется не богатством, ростом или знатным именем, а лишь тем, что у него в голове. Помяните мое слово, вы с ним отлично поладите. Он обратит вас в свою веру, имя которой Пар.

Доктор закончил писать, посыпал чернила песком, сдул его и поднялся на ноги.

— Завтра с утра приезжайте в Ньюландс. Будете путешествовать с полковником Поулом. Сегодня вы его, без сомнения, слышали, но он вас не видел, а вы могли наблюдать его лишь с одной стороны. С остальными же познакомитесь in transit. [44]Позвольте сказать только, что вы можете свободно доверить полковнику собственную жизнь. И не возбраняйте ему самому решать все насущные вопросы. Что же до меня, я должен на три дня заехать в Лондон. По возвращении в Бирмингем буду с нетерпением ждать отчета о ваших успехах.

Он бросил последний взгляд на вычислительную машину и подошел к Эли Мари, который так и стоял, глядя на верительное письмо. Нагнувшись, доктор протянул маленькому изобретателю руку.

— Сэр, говорю со всей искренностью: я горд честью познакомиться с вами.

Выпрямившись во весь рост, Мари ответил на рукопожатие.

— А я — с вами, доктор Дарвин. — Глаза карлика приходились примерно на уровне выступающего брюха дородного доктора. Мари вскинул взгляд на лицо собеседника и добавил новым, полным оптимизма и уверенности голосом: — Как вы и сказали, сэр, нельзя судить человека по росту — или обхвату талии.

Дарвин возвращался обратно вдоль края утеса. В лицо дул холодный ветер, но воспоминание о прощальной фразе Мари заставило доктора усмехнуться. Шутка — лучший показатель психического здоровья. Ну и что, что Мари — карлик? Зато он по-настоящему крепок и силен духом. Он выдюжит. Лучшие годы для него еще впереди. Джеймс Ватт примет его как брата, и вдвоем они зажгут такой факел, что запылает весь мир.

А когда это произойдет — мысли Дарвина приняли более мрачное направление, — Эли Мари будет отомщен. Сила науки уже меняет мир, прежний порядок королевских дворов и империй не в силах выстоять против нее. Холодный полночный ветер прокатится по Европе, сметая старые режимы. Теперь, когда Америка отделилась, кто может предсказать, куда ударит молния в следующий раз? Коронованные головы Европы имеют все основания не слишком-то ловко чувствовать себя на покрытых мантией плечах.

Дарвин тихонько отворил дверь Ньюландса и бесшумно пошел вверх по лестнице. На площадке он остановился в нерешительности. Стоит ли будить Джейкоба Поула, чтобы рассказать обо всем, что произошло?

Нет. Доктор отправился дальше, в свою спальню. Сегодня вечером он в слишком черном настроении, чтобы искать чьего бы то ни было общества. До завтра уже совсем недалеко — тогда-то и придет время познакомить старого друга с великим человеком.

— Жар спадет на рассвете. Если она проснется раньше, никакой еды. Попросит пить — только кипяченую воду. Я заварю жаропонижающее, можете дать ей через три часа, если температура не спадет. Дарвин тяжело встал с кровати и подошел к камину, рядом с которым на дубовом письменном стол, возвышался медицинский сундучок и горели масляные лампы. Дело было далеко за полночь, в каждом движении доктора сказывалась непреодолимая усталость.

Джейкоб Поул неподвижно стоял у окна, не сводя глаз с молодой женщины на постели. Больная металась в лихорадочном забытьи. В ответ на слова доктора Поул прикусил губу и с несчастным видом покачал головой.

— Эразм, я бы хотел, чтобы вы остались на ночь. Все равно уже поздно. И вы уверены, что лихорадка спадет?

— Уверен, насколько только можно быть в чем-то уверенным, когда имеешь дело с болезнью. Джейкоб, я и сам предпочел бы остаться, но в Ругелей крайне тяжелый случай родильной горячки, и мне обязательно надо туда поспеть. Спору нет, дороги сейчас из рук вон плохи, однако вы не хуже меня знаете — недуг не ждет благоприятной погоды.

Доктор уныло покосился на кожаные гетры, все в брызгах и разводах подсохшей грязи — ноябрьские дожди постарались на славу.

— Если что-нибудь изменится к худшему, пошлите за мной Приндла. Он хорошо знает маршрут. Перед уходом я оставлю вам ингредиенты для отваров и инструкции по их приготовлению. Кто-нибудь вам поможет?

— Конечно. Но я приготовлю все сам, лично. Я доверяю Элизабет вам — и больше никому.

— Ах да, как это я не сообразил? Простите, Джейкоб, все от переутомления. Ничего, сделаю пару глотков свежего ночного воздуха — сразу проснусь.

Эразм Дарвин склонился над сундучком, а полковник подошел к кровати, горестно глядя на жену. Лишь покрасневшие глаза и более обычного трясущиеся руки выдавали, до чего же он устал.

Роясь в лекарствах, доктор сочувственно посмотрел на друга. Он отобрал все необходимое, взял перо и бумагу и подробнейше записал, что и как готовить и применять.

— А теперь внимание, Джейкоб. Тут есть одно лекарство, которое при обычных обстоятельствах я непременно приготовил бы сам. Вот это — тонко нарезанные клубни аконита. Залейте их кипятком и отсчитайте триста ударов пульса, а потом остудите и давайте в холодном виде. Действует как жаропонижающее, а также как потогонное — то что надо в подобных случаях. Если лихорадка и к утру не уймется, вот вам сушеная ивовая кора, ее настой снижает температуру.

— Утром. Понятно. А эти два? — Джейкоб показал на оставшиеся пакетики.

— Используйте их только в случае острой необходимости. Если вдруг начнутся судороги, немедленно посылайте за мной, но еще до моего прихода дайте ей отвар из вот этого. Здесь сушеный чистотел и цветки лапчатки. Второй пакетик — цветки вероники — заварите, если появится сильный кашель.

Доктор пристально поглядел на друга и тихо кивнул сам себе, отметив, как пожелтели глаза и трясутся руки полковника.

— А вот это лично для вас. — Он извлек из сундучка новое снадобье и вскинул руку, предупреждая любые возражения, — Не спорьте. Я и войти не успел, как сразу заметил знакомые признаки. Малярия с Джейкобом Поулом — старые друзья, верно? Это кора хины. И благодарите судьбу за то, что я вообще захватил ее с собой — обычно-то она мне ни к чему. Ревматизм и идущие ножками вперед младенцы — в-вот моя участь.

Пока Дарвин описывал лекарства и методы их применения, голос его звучал четко и ясно. Однако теперь, при попытке пошутить, к нему тотчас же вернулось привычное заикание.

Джейкоба Поула эта примета обрадовала. Раз доктор дал волю обычному оптимизму, значит, достаточно уверен в состоянии больной.