Санкта-Психо - Юхан Теорин Страница 67

А пот можно пить? Даже если и можно – и что? Это твой собственный пот, твоя влага, и пота становится все меньше и меньше. Это уже и не пот, а покрывающая все тело маслянистая пленка.

А мочу? Ты голый, и тебе надо помочиться… можно попробовать.

Горькая на вкус, но все же жидкость. Один глоток, все, что тебе удалось добыть.

Ты подползаешь к двери. Щель под дверью – миллиметра три, не больше, но ты все равно изгибаешься и пробуешь заглянуть. Там все, как всегда. Блики от ламп на белом кафельном полу.

Весь мир притворяется, будто ничего не случилось, будто Банды четырех не существует.

Наконец, уже почти в бессознательном состоянии, ты заползаешь на верхнюю полку и дотягиваешься до банки с неизвестной жидкостью. И выпиваешь ее содержимое. Теплая, кислая, густая жижа, но ты допиваешь до дна. Жажда такова, что тебе все равно, что течет в глотку.

Допиваешь и крепко сжимаешь губы, чтобы не вырвать.

Ты должен удержать жидкость в организме, иначе тебе не выжить.

Но ты же и не хочешь выжить? Ты хочешь умереть… и для чего тогда вся эта борьба, минута за минутой?..

И ты ложишься на пол. Что сейчас? Суббота? Воскресенье?

Все. Сил бороться больше нет.

– А может быть, я и умер там, на полу, – сказал Ян и поднял на нее глаза. – Юпсик, скорее всего, Царство Небесное.

Он даже не заметил, как растянулся на полу и положил голову на колени Рами. Она покачала головой:

– Ты не умер.

Рами наклонилась над ним, приоткрыла рот, и он увидел кончик ее языка. Ян ждал второго в его жизни поцелуя, но она приблизила губы к его глазам и языком закрыла веки – сначала правое, потом левое.

И только когда он зажмурился, прижалась к губам и осторожно засунула кончик языка ему в рот.

Этот поцелуй был еще лучше, чем первый. Ян словно летел по ночному небу в окружении звезд, а тело ее прижималось к его телу и было гораздо мягче и гибче, чем можно было ожидать.

Она отняла губы, перевела дыхание и спросила:

– Но тебя все же спасли?

Он кивнул.

Ему хотелось бы пролежать так всю жизнь и не думать про эту проклятую сауну.

И наконец ты слышишь какой-то звук. Что-то гремит в раздевалке.

Ты открываешь глаза. В сауне по-прежнему очень жарко, но тебя бьет озноб.

Опять – шарканье шагов.

– Алло? – Мужской голос.

Ты пытаешься подняться на колени, но сил не осталось, и ты падаешь на дверь, ударяешься руками и лбом и пытаешься постучать…

Дверь открывается, и ты медленно валишься ничком на кафельный пол.

В душевой очень холодно. Ты опять проваливаешься в темное беспамятство. На несколько секунд, потому что, когда ты открываешь глаза, твой спаситель по-прежнему стоит рядом и смотрит на тебя с удивлением.

Теннисист. Седоволосый. И усы седые. Тренировочный костюм. В руке у него – деревянная щетка, и ты постепенно понимаешь, что это та самая щетка, которой Банда четырех заклинила дверь в сауну, перед тем как удрать.

Теннисист смотрит на тебя, вытаращив глаза. Будто ты показал ему ловкий фокус, когда вывалился из бани.

– Ты что… был там? – задает он идиотский вопрос.

Ты кашляешь, судорожно хватаешь ртом воздух, но ответить ему не можешь. Во рту все пересохло, и ты не в состоянии пошевелить языком. Ползешь мимо своего спасителя, мимо его белых теннисных туфель и медленно, хватаясь за стену, встаешь на ноги.

Ты жив. Чуть не падая, делаешь два шага, наклоняешься над раковиной, дрожащей рукой поворачиваешь кран и пьешь, пьешь, пьешь, пьешь… Пять глубоких глотков; шесть, семь, восемь. Внезапно и сильно заболел живот – вода слишком холодная.

– Тебя кто-то там запер?

Он ждет ответа. Но ты только качаешь головой и на подгибающихся ногах выходишь из душевой.

Наконец-то на свободе. Тебя трясет от холода, но мысль встать под душ и включить теплую воду в голову не приходит. Цела ли твоя одежда?

Цела. Джинсы, майка, свитер, куртка – все на месте. Банда четырех оставила твою одежду на месте. Или просто забыли про свою угрозу.

Ты натягиваешь футболку, потом шерстяной свитер, куртку, трусы. Именно в таком порядке.

Джинсы… надо быстро надеть джинсы и уходить, но сначала посмотреть на часы.

Теннисист не хочет оставить его в покое. Он заходит в раздевалку:

– Как тебя зовут?

Ты не отвечаешь на вопрос. Вместо этого задаешь встречный. Голос хриплый, как у больного ангиной.

– Какой сегодня день?

– Воскресенье. У нас сегодня игра. – Он смотрит на часы. – Двадцать пять минут второго.

Половина второго, воскресенье.

Посчитай. Зажмурься и посчитай.

Ты провел в горячей сауне почти двое суток – сорок шесть часов.

«РЫСЬ»

Можно ли назвать это счастливым концом? Вильям нашелся, родители могут спокойно вздохнуть после двух дней адовых мук.

И в детском садике настроение получше.

У всех, кроме Сигрид. Она взяла больничный и лечится у психотерапевта. Кризисное лечение.

А его самого опять допрашивала полиция.

Прямо ничего не было сказано, но что-то они подозревали. Через день после того, как Вильям нашелся, к нему приходили и осматривали его квартиру. Ну и пусть. Никаких следов не нашли и не могли найти. Он опять побывал в бункере. Все выкинул, отнес подальше и сжег.

А еще через два дня его вновь пригласили в полицию.

Допрос проводила та же женщина, что и тогда, и доброжелательности у нее не прибавилось.

– Вы последний, кто видел мальчика в тот день в лесу… И вы же его нашли.

– Это не так, – терпеливо разъяснил Ян. – Нашел его не я, а этот пенсионер… не помню его имени.

– Свен Аксель Ольссон.

– Да… именно он нашел Вильяма. А мне повезло увидеть их вдвоем.

– А до того?

– В каком смысле – до того?

– Как вы думаете, где был Вильям до того, как вы его нашли?

– Не знаю… наверное, бродил в лесу.

– Вильям говорит, его заперли.

– Заперли? В каком доме?

– Я не сказала, что это было в доме.

– Нет, не сказали… но где еще можно…

– У вас есть какие-то соображения, кто мог его запереть?