Будильник в шляпной картонке. Колокол смерти - Энтони Гилберт Страница 67

Мэй снова покачала головой.

– Точно?

– Совершенно точно. Он мне ни слова не сказал.

– Удивительно, – вмешался в разговор Стэнли, – с чего этот старый воробей решил, будто я все выдумал про того малого в церкви? Зачем ему это понадобилось?

– Все переворачивается с ног на голову, – пояснил Крук. – Путь наименьшего сопротивления – вот как называют это ученые люди. То есть если бы тот тип существовал, он был бы как-то связан с этим делом, а если нет – тогда все ясно, виноват Феррис. Тем более что ему трудновато будет доказать обратное, – задумчиво добавил он.

– Так затем вы нам и нужны, – бесхитростно сказала Мэй, заставив его улыбнуться.

– Но вы ведь верите, что я видел этого человека, – настойчиво сказал Стэнли, и в его голубых глазах – голубых глазах мальчика из церковного хора, как позднее напишет один начинающий журналист, – мелькнула тревога и надежда. – Был он там, говорю вам, был.

– Да я верю, верю, – кивнул Крук. – Но даже если бы его не было, мы бы его придумали. И не смотри на меня так, малыш. Как ты думаешь, за что платят адвокатам? – А про себя добавил: «И чего его сюда понесло? Ведь сколько лет прошло».

Билл Парсонс находился в кабинете мистера Крука, «изготавливая» кое-какие свидетельства, когда туда вошел его работодатель. Крук всегда с иронией думал о том, что на службе у него находится человек, который большую часть своей жизни только тем и занимался, что нарушал закон и извлекал из этого немалую выгоду. Репутация Билла была известна полициям трех стран, но засадить его не удалось ни одной, и вовсе не из-за недостаточного старания. Несколько лет назад ему пришлось с немалым сожалением отказаться от продолжения карьеры после того, как пуля полицейского угодила ему в пятку. Отныне, стоило ему хоть немного ускорить шаг, как он начинал хромать. Хромота профессионального жулика бросается в глаза не меньше, чем Каинова печать, а неудобств создает даже больше. В случае необходимости можно низко надвинуть шляпу на лоб, но как скрыть хромую ногу?

– Ну? – спросил Билл, откладывая бумаги в сторону.

– Обвинительный вердикт.

– То, чего мы и ожидали. Господи, до чего же предсказуема наша полиция. И что дальше?

– Вопрос, какого черта он это сделал?

– Всадил нож в спину этому малому?

– Какого черта смылся? И ведь возвращаться не собирается. Он снял со счета восемьдесят фунтов и все, за вычетом одного-двух, оставил жене. На новую работу он рассчитывать не может: вся полиция стоит на ушах, не говоря о публике, которую хлебом не корми, дай бесплатно позабавиться. Следовательно…

Билл провел указательным пальцем по горлу:

– Осталось одно?

– Если полиция права, ножа у него больше нет.

– А новый купить не на что?

– Его фотография напечатана во всех газетах, а он не из тех, кто ищет популярности. К тому же чем плоха река?

– Да, но если он выбрал именно этот пункт назначения, зачем ему даже эти несколько фунтов из восьмидесяти?

– Начнем сначала. Почему Феррис уволился из «Нью-Риджент»? Почему заговорил об уходе из Эрлс-Корт? Почему взял с собой так мало денег, если собирался вернуться? А если нет, если решил сам с собой разобраться, то, повторю твой вопрос: зачем они вообще ему понадобились? Какого черта он так заинтересовался убийством в Кэмден-тауне?

– Парни вроде него любят читать про убийства. Это для них главная строка в сводке новостей.

– Для него – нет. Он ненавидел такие вещи. Однажды встал на сторону убийцы. Интересно, что он сказал, когда взяли молодого Филлипса? Надо бы спросить у его жены.

– Думаете, он знал о таких делах больше, чем ему хотелось бы?

– Вполне может быть, Билл, вполне может быть. Интересно, однако, что мистер Феррис делал в ту ночь.

Билл Парсонс, являвший собой энциклопедию современной криминалистики, подвинул к себе гроссбух, который держал специально для Крука, и начал перечислять детали:

– Уркхарт, Генри. Возраст – пятьдесят два года. Ювелир, работал в Кэмден-тауне. Прочно принадлежал к среднему классу. Особый интерес проявлял к изготовлению на заказ оправ к роскошным драгоценностям. Перед смертью занимался изумрудным ожерельем для некоего Макнила – выгодный заказ, тянул на три-четыре тысячи фунтов. Работа ему заменяла жену и детей, другой семьи у него не было. Место, где он работал, закрывалось в шесть тридцать, но Уркхарт часто задерживался там до восьми или даже позднее – в таких случаях он ужинал в ближайшей столовой. По словам напарника, если у него появлялась какая-то особенно тонкая работа, он мог засиживаться до ночи. В Кенсингтоне у Уркхарта была двухкомнатная квартирка, и, кроме работы, единственным его отдохновением были французские фильмы. Никаким порокам он не предавался. Владел языками и много путешествовал, но думал всегда только о работе. В Европе его ценили как знатока своего дела. Вероятно, будь он посостоятельнее, мог бы сделать себе имя в своей области, но начинал с самых низов, подручным, и годами работал за копейки, чтобы освоить профессию во всех ее тонкостях, так что как следует развернуться возможности не имел. Но изумрудное ожерелье – это была, судя по всему, работа незаурядная, и, конечно, такого рода новости быстро расходятся в определенных кругах. Вечером девятого он решил задержаться и поработать подольше в мастерской, которую оборудовал себе там же, в Кэмден-тауне. По словам напарника, последнего из тех, если не считать убийцы, кто видел Уркхарта живым, он был в хорошем настроении и сообщил, что задержится надолго, потому что Макнил позвонил и сказал, что ожерелье ему нужно раньше, чем предполагалось.

– Подарок очередной подружке? – спросил Крук с достойной сожаления развязностью.

– Парень собрался жениться, это был свадебный подарок.

– Ну, а я о чем? – ничуть не смутился Крук.

– Горинг ушел с работы незадолго до семи – сначала поужинать, потом поиграть в бридж. Уходил он последним, на месте больше никого не оставалось. Следующий важный свидетель – юный Филлипс.

– Это тот парнишка, которого взяла полиция?

– Он самый. Он стоял за прилавком и был весьма многообещающим, по оценке Горинга, молодым человеком, хотя и не фанатиком вроде Уркхарта. Звездочка, короче говоря. По словам Филлипса, он попал в неприятную историю и должен был срочно найти где-то сто фунтов. Написал дяде, объяснил ситуацию – малопонятную, надо сказать, хотя на дознании этот момент постарались обойти, – и как раз в тот вечер ожидал ответа. Письмо пришло, но в нем содержался категорический отказ. Юный Филлипс впал в отчаяние. Единственным, по его соображению, человеком, кто мог бы его выручить, был его работодатель. Он позвонил ему домой – это было примерно в половине девятого, – но ему сказали, что тот еще не вернулся. Тогда он позвонил в мастерскую – подтвердить это, естественно, было некому, – Уркхарт взял трубку и сказал, что ждет его. Филлипс утверждает, что зашел, как и велел ему Уркхарт, через боковую дверь. Было это в девять или около того. Уркхарт усадил его, выслушал и пообещал дать сотню. У него всегда были под рукой какие-то деньги – приторговывал серебром на стороне, главным образом изделиями в георгианском стиле и эпохи королевы Анны. Кое-какие серебряные изделия полиция обнаружила при обыске помещения. Иные представляли немалую ценность, но, конечно, не для вора – при продаже его бы сразу застукали. Таковы показания Филлипса, чего бы они там ни стоили. На следующее утро по дороге на работу он вернул долг – пятерками и десятками – своему заимодавцу.