Не забывать никогда - Мишель Бюсси Страница 67

Фонариком я осветил стены.

И вздохнул с невероятным облегчением. Почувствовал бодрящее, едва ли ни обжигающее тепло. Фотографии поездов, колесящих по всему миру, по-прежнему украшали стены! Восточный экспресс переправлялся через Венецианскую лагуну, синкансэн въезжал в свой японский город. Мой фонарик продолжал исследовать комнату, перелетая с выступающих потолочных балок на нормандский шкаф, с засушенных цветов в вазе на стулья с соломенными сиденьями.

Я помнил каждый высвеченный предмет! Значит, какие-то нейроны моего мозга еще работали. Впервые за долгое время я мог довериться своей памяти. Я не придумал встречу с безумной Денизой.

Я колебался: позвать ли Денизу Жубан, как я звал Кристиана Ле Медефа, или застать ее врасплох в постели, вызвать шок, растрясти ее, отнести под душ и трясти до тех пор, пока она не изменит свою версию и не вспомнит среду, берег моря в Ипоре, Пироза и труп Магали Варрон.

Мы подошли к спальне. Когда я толкнул дверь, мой кроссовок, прикрученный к протезу левой ноги, наступил на что-то мягкое.

Пронзительный визг разорвал тишину. Звук, изданный детской игрушкой. Какой-то зверь, похожий на жирафа, — словом, игрушка для самых маленьких.

Тотчас в спальне Денизы Жубан загорелась лампа. Свет обжег мне глаза. Рука в кармане сжала револьвер. Не дать старушке заорать. Не дать ей и в этот раз поднять тревогу. Не дать…

Стены комнаты пожилой женщины были оклеены обоями «Хелло Китти».

С потолка свисали на ниточках маленькие феи. Симпатичные зверушки карабкались по занавескам. Большие плюшевые игрушки свалены в кучу. Собаки, кролики и слоны. Над кроватью цвета морской волны раскачивались еще одни феи. Из кровати, морщась от яркого света, на меня смотрели глаза. Глаза шестилетнего ребенка.

Громкий крик заставил меня повернуть голову. Крик исходил из кроватки поменьше, окрашенной в розовый цвет.

Оттуда вынырнула головка девочки лет трех. Испуганная, она кричала, не переставая, не переводя дыхание, отчего на щеках ее, на лбу и на шее выступили красные пятна.

— Джамал, кретин…

Ничего другого Мона сказать не могла. До сих пор она с пониманием относилась к моей игре в поиск свидетелей, но сейчас я перешел черту.

Я развернулся, чтобы попытаться успокоить девочку.

Напрасный труд.

Вслед за ней заревел мальчик; он кричал еще громче, сотрясаясь всем тощим тельцем, облаченным в пижаму с пиратами.

— Какого черта вам тут надо? — прогремел голос у нас за спиной.

На пороге комнаты возникли двое взрослых. Женщина в ночной рубашке, растрепанная, бледная, онемевшая от ужаса. Мужчина лет сорока, с обнаженным торсом, покрытым седеющими волосами, сжимал кухонный нож.

Рука его дрожала…

Когда я выхватил кольт и направил его на обоих родителей, на плечо мне легла мягкая ладонь Моны.

Чисто инстинктивно.

Детский плач звучал все громче. Мать, словно волчица, казалось, только и ждала, когда мы ослабим бдительность, чтобы броситься на двух чужаков, вставших между ней и ее детьми.

Голос Моны звучал умоляюще:

— Нет, Джамал.

Я еще сильнее сжал рукоятку револьвера.

— Какого хрена? Что вы тут делаете? — спросил я.

— Что?

Изумленный отец семейства выдержал мой взгляд. Он прилагал все усилия, чтобы не выдать своего страха.

Я повторил вопрос:

— Что вам тут нужно?

Похоже, он не понял смысла вопроса, но тем не менее ответил:

— Мы сняли на неделю этот дом…

Мона с облегчением вздохнула и потянула меня за рукав.

— Довольно, Джамал. Пора уходить.

Я не двигался. «Королевская кобра» — всего лишь безобидное оружие самообороны, но человек с ножом этого не знал.

— А вчера? — спросил я. — Сразу после полудня вы здесь были?

— Нет, — ответил отец семейства. — Мы весь день осматривали побережье, где высадились союзники, но…

По мере моих вопросов голос его звучал все более уверенно. Возможно, он подумал, что имеет дело с береговой полицией…

Мона снова потянула меня за рукав.

— Идем. Ты меня напугал.

Я медленно последовал за ней, продолжая держать семейство на мушке. Мать устремилась к малышке, и та немедленно, словно по волшебству, замолчала. Отец, не выпуская из рук ножа, следил за нами настороженным взглядом.

Мона крепко сжимала мою руку; она торопила меня покинуть дом. Не теряя рассудка. В моей голове вещи из привокзального домика отплясывали сарабанду. Поезда на стенах, соломенные стулья, феи на ниточках…

Черт, не мог же я выдумать все эти прибамбасы! Я прекрасно помнил и фото, и мебель, каждый предмет в комнате. Когда мы вышли из дома, Мона заставила меня ускорить шаг. Я вспомнил, как несколько часов назад Арнольд гнался за мной до самой парковки; похоже, он жил здесь всегда, а потому защищал территорию со всей злостью мелкой шавки. Возле стены стояли два детских велосипеда, один двухколесный, другой с двумя дополнительными колесиками. В нескольких метрах от них была припаркована «ауди», приписанная к 75-му департаменту.

Мона молча вела машину. Я говорил один, словно убеждая самого себя. Лихорадочно выстреливал все аргументы, до последнего патрона.

— Готов согласиться: здание бывшего привокзального домика переоборудовали в сельский гостевой дом. О’кей, семья сняла его на неделю. Но вчера она целый день провела в другом месте. Вполне можно было успеть убрать детские игрушки. Чтобы в доме обосновалась Дениза. Сыграла для меня комедию. Рассказала историю про мужа-железнодорожника. И попыталась убедить, что не помнит самоубийство Магали Варрон.

Мона не отвечала. Мы не проехали и трех сотен метров, как она резко свернула направо и остановила машину на просторном пустыре напротив серого здания. На нем большими красными буквами было написано: «Склад Бенедиктин». Местность казалась пустынной.

Мона выключила мотор.

— Конец пути, Джамал. Я зашла так далеко, как могла.

— Послушай меня, Мона…

Я сосредоточился на фотографиях поездов в рамках. Байкало-Амурская магистраль, засыпанная снегом, склоны Анд и дамбы, пересекающие море. Вчера я видел все эти фото! В доме Денизы!

— Нет, Джамал, все кончено. Дениза Жубан никогда не жила в деревне Иф. Равно как и Кристиан Ле Медеф в доме на площади Жан-Поль Лоран. Ты никогда не говорил с ними, они никогда не видели девушку, которая прыгнула с обрыва. Они не видели, и никто не видел. Ни один журналист. Ни один жандарм. Потому что, Джамал, Магали Варрон никогда не существовала. Ты ее придумал. Не знаю, почему, но ты придумал все эпизоды ее жизни. Они, без сомнения, имеют сходство с историей Морганы Аврил, так как ты дал ей лицо Морганы. Быть может, они также имеют отношение к убийству Миртий Камю. Наверняка именно поэтому тебя разыскивает полиция. Ясно одно, и это, пожалуй, хорошая новость для тебя, Джамал. — Прежде чем добить меня, она глубоко вздохнула. — Жандармы не смогут повесить на тебя убийство и изнасилование Магали Варрон, потому что ее не существует!