На что способны блондинки - Николас Фрилинг Страница 67

Рядом с целомудренными картотечными шкафами сидела его секретарша, довольно занудная женщина. Ее имя, Ваттерманн, ассоциировалось у Ван дер Валька с авторучками, венерической болезнью и французскими вагоновожатыми. Оно сбивало его с толку, так что комиссар порой величал ее мисс Хассельблад или мисс Валентайн. Она не сомневалась, что он делает это нарочно, норовя поддеть ее или вывести из себя. Внизу, в подвале, стоял компьютер IBM, который он все время хотел подловить на какой-нибудь совсем уж детской ошибке, снабжавший его статистическими данными в неизмеримо большем объеме, чем ему в действительности требовалось знать (например, число лиц, осужденных за преступления по обвинительному акту в Питтсбурге, один или оба родителя которых, узнав об этом, заболели туберкулезом). По соседству был кабинет профессора какой-то из поведенческих наук из Утрехта, довольно милый, вполне нормальный человек, правда, с утра пораньше куривший английскую трубку с табаком «Три монахини», как того и можно было бы ожидать.

Письменный стол был голым, не считая блокнотов и банки из-под варенья, полной шариковых ручек и скрепок, но кое-что было убрано в выдвижные ящики: маленькие мягкие швейцарские сигары, которые он отныне курил, одеколон, и засекреченная бутылка бренди на тот случай, если мисс Ваттерманн станет дурно и ее придется приводить в чувство. Больше в кабинете ничего не было, кроме полок с его книгами по юриспруденции, пополняющейся коллекции триллеров в бумажных обложках и вазы с цветами: он выкинул, к ужасу мисс Ваттерманн, все вьющиеся растения. Углы неумолимо забивались папками документов по уголовному праву; этого добра было ужасно много. Под рубрикой «Гордость» он написал в блокноте: «Клаустрофобия», потому что время от времени у него возникало желание дождаться звонка мэра с рассказом о растрате имущества на муниципальных автомобильных стоянках, то самое, над чем ему в свое время пришлось столько попотеть. Он посмотрел в блокнот, почесал голову и внезапно спросил себя, что какой-нибудь способный молодой доктор философии из Безансона или Беркемстеда сделал бы со всем этим, случись ему скоропостижно помереть. Эти палеонтологические размышления были прерваны секретаршей. Ее осторожные, плавные движения никак нельзя было назвать помехой, а уж тем более вторжением. Арлетт называла ее мисс Тайфу Чай, объясняя это тем, что она напоминала ей крошечный кончик нежного листика.

— Какой-то молодой человек просит, чтобы вы его приняли, — сказала она.

— Он заполнил все надлежащие анкеты?

— Он говорит, что его дело — сугубо личное и неофициальное.

— Выглядит взволнованным?

— Нет, вполне разумный и уравновешенный.

— Так, значит, по вашему мнению, не опасен?

— Не похоже, чтобы он страдал навязчивой идеей или чем-нибудь в этом роде.

— Тогда, пожалуй, проверьте, не прячет ли он оружие, и пришлите его сюда.

Ван дер Вальк давным-давно уяснил, что встать и проявить вежливость перед кем бы то ни было никогда не повредит. Молодой человек казался в достаточной степени «разумным и уравновешенным», но у него был хорошо знакомый Ван дер Вальку несговорчивый вид человека, который уже сожалеет о своем порыве.

— Нет, нет, вы меня ни от чего не отвлекаете, я человек доступный. Вы совсем промокли, предлагаю вам повесить свой плащ вон туда, а в том углу есть стул.

Молодой человек смахивал на студента, но носил костюм и белую рубашку, придававшие ему официальный вид. Черные волосы, довольно длинные и очень чистые; бледная кожа и умытый вид — или это последствия дождя? Темный костюм, какие носят банковские клерки. Ухоженные руки, чистые ногти. К тому же вычищенные туфли, а не огромные замшевые ботинки. Смышленое лицо; поведение не агрессивное и не как у психа. Обычное затруднение — с чего начать.

— Посетители всегда приятны, — сказал Ван дер Вальк. — Не желаете ли сигарету?

— Да… нет… да, вообще-то, пожалуй, закурю. Спасибо.

— Что у вас — история для меня?

— Думаю, она должна прозвучать довольно глупо.

— Они по большей части звучат глупо, — встряхнув спичечным коробком, чтобы узнать, есть ли что-нибудь внутри, констатировал Ван дер Вальк, — поначалу. И вы приходите с ней ко мне, чтобы она звучала не так глупо. Почему? Потому что я — полицейский?

— Пожалуй, да; я не знаю. Пожалуй, я хотел узнать ваше мнение.

— Потому что я больше не являюсь полицейским, состоящим на действительной службе, не так ли? Это почему-то показалось вам менее компрометирующим?

Парень вроде бы испытал облегчение: да, именно так.

— Вообще-то тут дело в телевидении.

— Понимаю. И вы знали, где меня найти?

— Ну, я спросил в министерстве. Они отправили меня сюда.

— Немного поработали детективом?

Парень усмехнулся:

— Ну да.

«Довольно лестно и вселяет надежду, — подумал Ван дер Вальк. — Кто-то смотрел на него, а кто-то даже и слушал».

Кто-то решил, что действующих членов комиссии в качестве первого шага в ходе образовательной кампании следует представить общественности. В результате их показали по телевидению, поздно вечером, вместе с обходительным молодым человеком, который их интервьюировал.

«Сегодня вечером у нас в гостях профессор доктор Бандайд из Неймегенского Института индустриальной психологии, — сказал ведущий, — который изучает некоторые странные аспекты нашего с вами поведения. Он расскажет нам о поразительных вещах, которые, как мы считаем, окажут огромное влияние на наш мир. Для начала я попрошу его дать определение некоторым основополагающим установкам, которые, по его мнению, нам придется принять, если мы хотим получить возможность контролировать нашу окружающую среду — слово, которое в последнее время мы так часто слышим».

Под такую же покровительственно-оправдывающуюся скороговорку Ван дер Вальк дождался своей очереди «обратиться к аудитории»; поздно вечером во вторник после эстрадного концерта, когда можно смело полагать, что девяносто пять процентов телевизоров будут выключены на первом же слоге. И все-таки кое-кто из них досмотрел до конца, пожимая плечами и бормоча, что, в конце концов, это, пожалуй, вовсе не плохая идея.

«Сегодня вечером у нас в гостях комиссар Ван дер Вальк, чей тридцатилетний опыт, приобретенный в криминальной бригаде, как мы считаем, дал ему необычно глубокое понимание травмирующих — пожалуй, тут можно употребить такое слово — „контактов“ общества с Уголовным кодексом. Все большее число из нас, вероятно, испытывают разочарование от того, что представляется нам чрезмерной жестокостью в применении к… как, наверное, можно сказать, довольно анахроничной и гм… отжившей свой век машине».

«Парень остался доволен своей фразой», — подумал Ван дер Вальк. И вот он получил слово, обеспокоенный тем, что слишком сильно потеет и его слова могут не прозвучать так, как ему бы хотелось. Комиссар нервничал в своем сером костюме, чересчур плотном для жарко натопленной студии, и дорогом шелковом галстуке с маленькими маргаритками, купленном Арлетт.