Те, кто в опасности - Уилбур Смит Страница 68

— «Пино нуар»? — спросил Гектор. Грейс озадаченно посмотрела на него, потом кивнула.

— Значит, вы кое-что понимаете в винограде и винах, молодой человек?

— Гектор понимает столько, сколько нужно. Иногда он бывает настоящей занозой в заднице, — объяснила Хейзел.

— Не будь вульгарна, Хейзел, — укорила Грейс.

Дом в кейптаунском голландском стиле был построен Германом Бейкером в 1910 году. На пороге с ними поздоровался младший брат Грейс, высокий, стройный, шестидесяти лет, загорелый, широкоплечий, поджарый благодаря физическому труду на его любимых виноградниках.

Хейзел познакомила их.

— Это младший мамин брат, мой дядя Джон, а это Гектор. Дядя Джон — данкельдский винодел.

— Добро пожаловать в Данкельд. Мы много о вас слышали, Гектор.

— И я о вас наслышан, Джон. Тридцать две золотые медали за вина за все эти годы и 96 баллов в рейтинге Роберта Паркера [52]за ваше последнее каберне-совиньон.

— Вы любите вино? — Джон очень обрадовался.

— Люблю.

— Может, спустимся в винный погреб и попробуем кое-что, когда женщины дадут нам несколько свободных минут?

Хейзел с едва скрываемой улыбкой следила за тем, как особое очарование Гектора покоряет ее семью.

На второй день Грейс отвела его в свой сад тропических растений. Королевское ботаническое общество в Кью-Гарденз отметило его как одну из самых дорогих частных коллекций в Африке. Вдвоем они провели в саду полдня и в «Данкельд-хаус» вернулись уже друзьями, и Гектор получил право называть Грейс по имени.

В последний вечер их визита семейный обед подавали в винном погребе Джона. В большой дом все вернулись с горящими глазами, пылающими щеками, болтая без умолку. Грейс держалась на ногах лишь чуть неуверенно, однако пожаловалась на головную боль и рано легла спать, но перед этим дала Гектору поцеловать себя в щеку. Наутро Грейс с Джоном отвезли их в аэропорт.

— Ты ведь приедешь на свадьбу, мама? А ты, дядя Джон?

— Торжественно обещаю, Хейзел, дочка. Мы оба будем, — ответила Грейс, позволила Гектору расцеловать себя в обе щеки и сказала: — Добро пожаловать в семью, Гектор. Хейзел давно нуждалась в таком мужчине.

— Я буду добр к ней, Грейс.

— Это пусть она будет добра к тебе, не то я ей кое-что скажу.

* * *

Хейзел выбрала для свадьбы первый день июня и сумела сократить список приглашенных всего до 2460 человек. Гектор пригласил двоих: Тедди, своего младшего брата, и Пэдди О’Куинна. Тедди отклонил приглашение. Он не мог простить Гектору, что тот был любимцем отца. Пэдди приглашение принял и вдобавок согласился быть шафером. Невесту отдавал дядя Джон, а Кайла была ее подружкой. Под навесом для гостей в центре первого ряда было установлено специальное кресло с бархатными подушками для Грейс Нельсон, которую после одного-двух бокалов шампанского начинало кренить вправо.

Совет директоров «Бэннок ойл» проголосовал за замену «Гольфстрима» Хейзел на BBJ. [53]Улучшенный «Боинг-737» мог без посадки пролететь из Лос-Анджелеса до Парижа со скоростью М0,78. [54]Роскошный интерьер разработал Джанни Версаче. В салоне размещались просторная хозяйская спальня и душ, а также удобные места для двадцати пассажиров. Таков был свадебный подарок совета директоров.

Хейзел подарила Гектору на свадьбу платиновые часы «Ролекс» с бриллиантами и гравировкой «Г. от Х. с вечной любовью». К подарку прилагалась записка от руки на фирменном бланке с золотым гербом:

«Мой дорогой возлюбленный,

обещаю всю жизнь идти за тобой в десяти шагах (шутка!).

Твоя верная и послушная жена

Хейзел».

Гектор подарил Хейзел искусную копию отцовского кольца (которое отличалось от оригинала безупречным бриллиантом в пять каратов) с гравировкой внутри «Х. от Г. Навсегда». В сопроводительной записке говорилось:

«Императрица моего сердца,

Теперь можешь держать оригинал кольца в своем знаменитом сейфе в Швейцарии.

Люблю всей душой до последнего дня,

Гектор».

Свадьба даже по техасским меркам прошла с грандиозным успехом. Вопреки обычаю праздник длился три дня. На третий день далеко за полночь они сердечно попрощались с дядей Джоном, Грейс и Кайлой у трапа своего боинга.

— Теперь все по закону. Даже бабушка Грейс больше не может вас осуждать, — сказала им Кайла. — Трудитесь друг над другом что есть силы, дети мои.

— Кайла Бэннок, ты не базарная торговка. Не смей так говорить! — фыркнула Грейс и заплакала.

Наконец невеста и жених поднялись в великолепный бело-розовый самолет, и он унес их за Атлантический океан. Когда они приземлились в аэропорту Фарнборо в Англии, их ждал «бентли» с шофером, готовым отвезти их в Лондон. В отеле «Дорчестер» управляющий отвел им номер Оливера Месселя. [55]И они целых два дня не выходили оттуда, убеждая друг друга, что должны приноровиться к разнице во времени… но оба знали: это жалкое объяснение. На третий вечер пошли в «Глобус» на спектакль Королевского Шекспировского театра «Как вам это понравится».

— Если мы и дальше будем бездельничать, только есть и спать, то обленимся, — сказала Хейзел на следующее утро за завтраком на их частной террасе.

— Когда ты говоришь с такой милой улыбкой, я знаю, последует мощный удар. Ну, что?

— Особый сюрприз медового месяца, дорогой. В это воскресенье состоится марафон «Рамблерс». И мы с тобой в нем участвуем.

— Двадцать шесть миль! — воскликнул он.

— Не забудь еще триста восемьдесят пять ярдов, — поправила она. — Да о чем ты беспокоишься? У нас целых три дня на подготовку.

В день марафона пошел дождь, дул холодный северный ветер, но они пересекли финишную черту, держась за руки. Они заняли 2112 и 2113 места из тридцати тысяч участников.

— Теперь разминки хватит на несколько дней, — сказала Хейзел вечером, когда они сидели за своим особым столиком в незаметном уголке «Маркс-клуба». [56]— Завтра день культуры и искусства.

Хейзел за неделю известила компанию, в сейфах которой хранились ее картины, что хочет их посмотреть. Она и Гектор сидели на белом диване в комнате, где стены были забраны простыми бежевыми драпировками, чтобы ничто не отвлекало внимание зрителей от полотен. Служащие компании почтительно приносили картины по одной и ставили на деревянный мольберт перед посетителями. Потом уходили, оставляя их любоваться наиболее ощутимыми проявлениями человеческой гениальности.