Информатор - Курт Айхенвальд Страница 68

Минут сорок они разбирали по косточкам рынок лизина, обсуждая регион за регионом, клиента за клиентом. Скучно, зато снимает напряжение и способствует продуктивной работе.

Уайтекер взглянул на часы. Пора включать магнитофон.

Извинившись, он удалился в туалет и закрылся в кабинке. Там он вытащил свой «Рейдио шэк», нажал на кнопку «запись» и снова положил диктофон в карман. Затем, спустив воду, вышел и столкнулся нос к носу с Жаком Шодре, который вышел в туалет вслед за ним.

– Тоже решили проветриться? – улыбнулся Уайтекер.

Они вместе вернулись в конференц-зал. Уайтекер пропустил всего минуту начавшейся дискуссии.

Несмотря на начальные разногласия, основные производители лизина начали наконец приходить к единому мнению. В конце концов объемы производства были распределены. Правда, по некоторым вопросам, особенно по таинственной цифре «альфа», закрепленной за АДМ, так и не договорились, но в целом достигли согласия, какого не было прежде. Производство будет под контролем, даже в отсутствие «Чейл йеданг». Цены на лизин годами будут оставаться прежними.

Уилсон воспользовался случаем упорядочить неорганизованный доселе рынок. Пора всем производителям лизина регулярно обмениваться показателями объемов производства, сказал он. Эти данные может собирать образованная недавно отраслевая ассоциация. В других отраслях такой законный обмен информацией о размере рынка идет уже давно. При этом отраслевая ассоциация может оповещать всех участников лишь об общем количестве производимого лизина, оставляя долю каждого в тайне, – раскрытие этих цифр наверняка было бы противозаконным.

Вот тут-то и возникает возможность схитрить, продолжил Уилсон. Ежемесячный отчет о продажах не вызовет подозрений, если его итоги будут открыто докладываться отраслевой ассоциации. А после этого для согласования объемов компании будут негласно оповещены о продажах конкурентов. Если одна из компаний продаст больше намеченного, она должна будет купить лизин у отстающих. Это обеспечит контроль над производством.

– Делишься информацией, – заключил Уилсон, – и каждый месяц получаешь информацию в обмен.

Уилсон предложил по телефону докладывать цифры продаж Кандзи Мимото из компании «Адзиномото». Тот будет обобщать их и знакомить всех участников с результатом.

– Иначе говоря, – прибавил Уайтекер, – официально таким центром будет ассоциация, а на самом деле – Мимото.

Некоторые участники все еще сомневались. Уайтекер с Уилсоном не сдавались.

– Мимото будет сообщать нам только одну цифру – общий объем продаж, – сказал Уайтекер. – Данные по каждой компании в отдельности останутся ее коммерческой тайной.

– А это законно? – спросил Мимото.

– Да, сообщая только общую цифру, вы не нарушаете закон.

– Это вы так говорите… – с сомнением возразил Мимото.

– Незаконным будете только вы, – ответил ему Уайтекер. – А если считать, что это не вы, а ассоциация, то все в порядке.

Все снова развеселились. Отличная мысль.

Уилсон предупредил собравшихся, что сообщать информацию Мимото по телефону надо с осторожностью, убедившись, что телефон не прослушивается.

– Прослушка в наше время, знаете ли, вещь вполне возможная.

«Рейдио шэк» в кармане Уайтекера записал и эти слова. {189}

Свидетельства по делу о фиксировании цен становились все убедительнее. И все же прокуроры не могли избавиться от какого-то гнетущего чувства. Не считая агентов ФБР, единственным сотрудником правоохранительных органов, встречавшимся с Уайтекером, был Кадмор, а он вскоре должен был покинуть их группу. Робин Манн поделилась этими мыслями с Роджером Хитоном, который временно вел общее наблюдение за ходом расследования. Они решили, что им пора познакомиться с Уайтекером лично.

Спустя несколько дней Манн провела с агентами ФБР телефонную конференцию, чтобы обсудить одну из сделанных в последнее время аудиозаписей. Объяснения агентов ее удовлетворили.

– Знаете, – вздохнула она, – было бы больше толку, если бы Уайтекер сам прокомментировал эту запись. Подумайте о том, как организовать нашу встречу. Чем скорее она произойдет, тем лучше.

Манн уже не впервые обращалась к ним с этой просьбой. Везеролл и Херндон молчали.

– Да, это понятно, – отозвался наконец Шепард. – Но вы же знаете, что тут есть кое-какие препятствия, которые мы пытаемся устранить. Безусловно, мы организуем встречу в ближайшее время. Просто мы не можем пока сказать, когда именно.

– Что за препятствия? – быстро спросила Манн. Раз тема затронута, нужно извлечь из агентов как можно больше.

Снова молчание. Агенты не верили, что прокуроры найдут правильный подход к Уайтекеру. Они боялись, и больше всех Везеролл, что общение с прокурорами повлияет на психику их осведомителя и выведет его из того неустойчивого равновесия, которого они достигли с таким трудом. С Уайтекером следовало обращаться деликатно, а Манн предпочитает действовать напрямик. Однако сказать это в открытую было нельзя, приходилось прибегать к дипломатии.

Шепард сослался на то, что они уже давно используют прокуроров в качестве козлов отпущения. Всякий раз, когда Уайтекер приставал к ним с вопросами о дальнейшем ходе расследования: «Придется ли ему выступать свидетелем в суде?», «Что будет с семейством Андреас?» – они отвечали, что все решения принимают прокуроры.

– Мы не хотим, чтобы он досаждал вам вопросами, на которые вы сейчас тоже не можете ответить, – сказал Шепард. – А пока вы для него недосягаемы, он довольствуется существующим положением вещей.

Манн продолжала настаивать, но уломать агентов ей не удалось. Они подумают о том, как устроить встречу, сказал Шепард, но чуть позже, когда наступит благоприятный момент.

Джинджер Уайтекер не узнавала своего мужа. Семья всегда была для него главным в жизни. Он находил время покормить кроликов с младшим сыном в его клубе «4-Н», посещал все школьные праздники. А теперь первыми в списке ценностей стояли АДМ и ФБР, а семья съехала на последнее место. Как-то вечером она попыталась вразумить мужа. Он должен больше бывать дома, сказала она. Он нужен детям, он нужен ей.

– Но я делаю все это ради тебя и детей, – протестовал он. – Я хочу, чтобы вы ни в чем не нуждались. Поэтому я и работаю так много. Ради нашей семьи.

Джинджер вздохнула. Марк говорил раздраженным тоном. Раньше он был так весел и жизнерадостен, а в последнее время чаще всего был усталым и недовольным.

– Марк, семье это не нужно. Мы обойдемся.

– Что ты говоришь? – возмутился он. – Ты хочешь быть как все, жить в какой-нибудь халупе? Хочешь быть одной из тех, кто не может даже купить автомобиль для детей?

Джинджер была поражена. Кажется, он всерьез полагал, что деньги возвысили его над другими людьми. Он определенно изменился.