Охота на скунса - Валерий Воскобойников Страница 68

— Проходим на кухню, — приказал главный. — Спокойно ждем. Сидеть тихо, не курить.

— А я в форточку, — сказал дебил. — Курить очень хочется.

— Я самого тебя в форточку. У них никто не курит, она сразу почувствует запах табака.

Они вошли на кухню. Савва стоял у дальней стены, и они не обратили на него внимания, как будто его и не было в помещении. Главный вынул из кармана пиджака документы, видимо, ту самую генеральную доверенность на квартиру и все Ольгино имущество, затем достал ручку и аккуратно положил все на стол.

— Думаешь, эта сука так тебе возьмет и все подпишет? — с усмешкой спросил «садист». — Помнишь, как она с нами разговаривала? Но я тут кое-что для нее припас.

И он вынул из сумки новенький паяльник.

— Гляди, шеф, чего это у них с раковиной? Жгли, что ли, чего?

— Еще квартиру спалят, — буркнул «дебил».

Если бы не серьезность момента, Савва бы, наверное, рассмеялся, уж очень комично выглядела эта троица. Они решительно ничего не помнили о своем прошлом посещении этой квартиры и осматривались так, как будто были тут впервые. Интересно, правда, как им удалось объяснить своим заказчикам, что прошлое задание не было выполнено?

«Дебил» тем временем подошел к окну и выглянул во двор.

— Слышь, а вдруг опять утечка газа на лестнице?

— Я бы учуял, — отозвался «садист». — Я и в прошлый раз почуял запах, еще когда мы к дому подходили, только говорить не хотел, думал — ерунда.

— Ну-ну, — с иронией взглянул на него шеф. — А чего же не сказал?

— А чего говорить-то?

— Значит, сейчас ничего не почуял?

— Все вроде — норма, — затряс головой «садист».

— А по-моему, это было колдовство, — заявил «дебил». — Она нас сверху засекла и загипнотизировала. Ведьма она, вот что. Как входили, помню, а дальше будто меня по голове ударили.

— Пыльным мешком тебя ударили.

Шеф только взглянул на подручных, не говоря ни слова.

Савва видел, что ему было очень не по себе, а попросту говоря, он боялся. Причем не ножа, не пули, не ментов, а чего-то непонятного, иррационального, и от этого ему было в сто крат страшнее. Он не мог объяснить, почему сорвалось прошлое задание.

«Как же ты, братец, дошел до жизни такой?» — подумал Савва, рассматривая душу главаря, которая не была испорченной вконец, как у того же «садиста». У «дебила» душа была тоже еще ничего, но зато были крепко заблокированы области, связанные с интеллектом и развитием способностей. Но у главного вроде все было нормально. Что же это? Он попытался настроиться на волну мыслей человека, стоявшего сейчас с доверенностью в руках, готового при помощи пыток заставить женщину отказаться от всего, что у нее есть. Сначала ничего не получалось, то ли у главного не было никаких оформленных мыслей, то ли Савва не мог пустить свое сознание параллельно. Наконец появились смутно связанные обрывки: «Дерьмо все… Никогда больше… Кретины… Вот только долг верну, и все… Не отпустят, сволочи… А этот подонок Борька… ненавижу… Скорей бы… Лучше бы она не пришла… Все равно снова… Скорей бы… Взять бы пушку и завалить этого подонка Бельды и его хозяина! Господи, за что?»

Савва внутренне усмехнулся. Он понятия не имел, кто такие Борька Бельды и его хозяин, но видел, как они, бедные, просчитались, выбирая начальника своей боевой группы. Тесты хоть бы, что ли, какие-нибудь проводили психологические. Удивительно, что эта группа вообще могла работать. Начальник — сомневающийся во всем, мягкотелый, хотя тщательно это скрывает, один подчиненный — клинический идиот, второй — садист и психопат. Этот самый неудачный: такие-то первыми открывают огонь во время мирных стрелок, убивают без необходимости и вообще совершенно непредсказуемы.

Он закрыл глаза и подумал об Ольге. Вопреки ожиданиям бандитов, она сегодня задержится минут на двадцать.

Что ж, тем лучше, будет время с ними обстоятельно поработать. Надо успеть, чтобы к тому времени, когда она вернется, все уже было чисто. И может быть, даже и не рассказывать ей о том, что произошло.

Савва стоял и смотрел на троих бандитов, которые сидели в нескольких шагах от него, не замечая его присутствия.

Никакого волшебства здесь не было. Савва не становился бесплотным духом и не натягивал на голову шапку-невидимку, просто он умел делаться незаметным, неброским. Так животные не видят добычу, которая затаилась и не движется, но стоит ей пошевелиться, как она тут же выдает себя. Человек тоже во многом животное, и его зрение так же выборочно. Тут, конечно, мало того, чтобы только не шевелиться, нужно представить себя самого пустым местом, предметом обстановки, мебелью, чем-то неодушевленным. Но еще важнее воздействовать на мозг наблюдателя, чтобы он тоже не захотел тебя увидеть. Савва научился это делать давно, в первый раз испытал свое новое умение на медведе, а во второй — в той самой камере предварительного заключения, куда его забрали для выяснения личности.

Его впихнули в душную узкую камеру, где, как ему показалось, не было места не только чтобы лечь, но даже сесть. Как потом оказалось, там обычно живало от девятнадцати до двадцати трех человек. Держал камеру татуированный с ног до головы вор в законе Ржавый, человек, внушавший страх даже бывалым ходокам.

Попав в камеру, Савва не испугался, нет. Старик внушил ему, что страх — чувство плохое л пустое. Ведь хуже смерти ничего случиться не может, а если ее не боишься, то места страху не остается.

Но такое скопление людей, излучавших беду, страдание и агрессию, заставило его замереть. Надо было разобраться в окружающем, а для этого требовалось время.

Савва стоял у самой двери, там, где его оставил вертухай. Заключенные посмотрели на захлопнувшуюся дверь и продолжали прерванные на миг занятия: на нижних нарах резались в три листа самодельными картами, кто-то спал, кто-то сидел, погруженный в свою думу, двое наверху еле слышно переговаривались.

— Чего он приходил-то? — лениво спросил кто-то сверху.

— А хрен его знает, — проворчал один из игравших. — На тебя полюбоваться захотелось. На твою дивную рожу.

— Ты, падла, на что намякиваешь? — неожиданно взбеленился вопрошавший. — Ты, сука, знаешь ли, с кем говоришь?

— С тобой говорю, — как ни в чем не бывало ответил игравший и сделал ход. — А я вот так, по дамам!

В следующий миг перед ним оказался спрыгнувший сверху. Это был парень-коротышка, но с непропорционально длинными и мощными руками и очень широкоплечий. Казалось, его нарочно приплюснули. Такими выглядят герои широкоформатного фильма, спроецированного на узкий экран. Но, судя по ширине плеч и массивности таза, силой он обладал звериной. И душой такой же, сказал бы Савва, если бы старик не научил его уважать зверей и не поминать их лихом даже просто так, к слову.

Непонятно было, чем его так обидели слова игравшего, но он, не говоря больше ни слова, ударил обидчика в лицо. У игравшего, мужика лет тридцати пяти, хлынула носом кровь. Савва отчетливо видел, что вид крови не только не утихомирил коротышку, но, напротив, вызвал в нем прилив дикой ярости. Он стиснул зубы и начал бить мужика с иступленной ненавистью. Игравшие вскочили, бросив карты, которые разлетелись по грязному полу камеры. Всем миром навалились на крепыша, но тот вмиг разбросал нападавших.