Падает мрак - Маргарет Мерфи Страница 69

— …Иногда язык раздувается так, что перекрывает гортань. Или она может нарочно проглотить его — чтобы перестать мучиться.

— Мистер Мартин! — воскликнул адвокат. — Вы же сказали, что будете сотрудничать!

Мартин в холодной ярости посмотрел на человека, разрывающегося между отчаянным желанием держаться подальше от убийцы и потребностью не потерять достоинства, притвориться, будто держит ситуацию под контролем.

— Вы хотите знать, где она…

Мартин был почти у дверей. Констебли поддерживали его под локти. Плечо, вывернутое глупой полицейской сукой, невыносимо ныло. Он не может вернуться в эту поганую камеру! Он не должен быть там.

Лоусон остановил конвоиров едва заметным кивком головы. Они развернули Мартина.

— Я могу сказать вам…

Ты или Касаветтес, кто-то из вас точно может, думал Лоусон, выдерживая безжизненный взгляд Мартина.

— Я вам не верю, — тихо сказал он, наблюдая за реакцией Мартина.

Тот дернул здоровым плечом. Я должен что-то придумать, чтобы инспектор продолжал меня слушать, пронеслось у него в голове.

— Викторианский дом, — зачастил Мартин. — Красного кирпича. С двумя эркерами.

Лоусон улыбнулся:

— Об этом я и сам бы догадался. Если ты ищешь дом с подвалом где-то поблизости, это обязательно должен быть викторианский особняк. И из красного кирпича.

— А кто сказал, что он поблизости? — Мартин почувствовал волнение: он сумел все же вызвать интерес у Лоусона.

— Все ваши жертвы были из Честера, — сказал Лоусон.

Если он удерживал Клару вне города, то тогда все их усилия напрасны. Анжелу Хаттон нашли в собственном подвале. Стал бы он увозить Клару далеко от дома? Ведь ему надо было посещать их обеих…

— Виррал в тридцати минутах езды отсюда, — заговорил Мартин, сознавая, что хотя и заинтересовал Лоусона, но не убедил. — И мы всего в сорока минутах от Биркенхеда. Еще десять минут, и вы в центре Ливерпуля. — Он сделал паузу для закрепления эффекта. — В Ливерпуле есть тысячи викторианских зданий — на выбор.

Лоусон кивнул, и двое полицейских потащили его к двери. Мартин сопротивлялся. Нет! Это не должно случиться!

— Если вы отправите меня в сраную камеру, я отказываюсь сотрудничать! — предупредил он, повысив голос, в котором звучал уже не только гнев, но и тревога.

— Вы называете это сотрудничеством?

Мартин вспыхнул:

— Я отказываюсь говорить. Клара может сгнить, мне плевать.

Он был почти в дверях, когда Лоусон вернул его:

— Пошлите за чаем и сандвичами, если он попросит. Но двое полицейских должны постоянно дежурить у двери, а если адвокат не находится рядом с подозреваемым, то в комнате для допросов. Если ему потребуется в туалет, вы оба идете с ним и дверь остается открытой.

Он посмотрел на Бартона, и оба вышли.

— Он догадывался, что на ней будет надето в суде. Мартин бывал там не один раз и потому знает дресс-код, — сказал Лоусон, шагая вдоль коридора к лестнице. — Клара представляла его интересы. Он блефует, Фил.

— А про подвал, ты думаешь, правда? — спросил Бартон.

— Он бы держал ее именно в подвале. Вряд ли он способен выходить за пределы собственных фантазий и привычных методов. А она на самом деле может быть в гараже, в заброшенном доме, пустой мастерской, привязана к кровати в какой-нибудь грязной квартирке в Блэконе, если ее накачали наркотиками. — Инспектор устало провел рукой по лицу. — Боже, Фил, она может быть уже мертва сейчас!

Бартон смотрел на него. Он не должен так говорить. Мы должны продолжать поиски, как будто Клара жива, пока не будет неопровержимых доказательств обратного.

Лоусон кивнул, как будто сержант произнес это вслух, и сообщил:

— В доме Элинор есть подвал. Эксперты повторно обследуют его на тот случай, если они что-то пропустили. Но мне кажется, Мартин сам расскажет об Элинор Гортон и Анжеле Хаттон: что он сделал с ними, как они реагировали. По-моему, Дэлримпл прав. Не думаю, что похищение Клары — дело рук Алекса.

— Вся беда в том, босс, что мы не можем быть в этом уверены.

Лоусон знал, что пока у них нет уверенности, они должны будут тратить время впустую, выслушивая тошнотворные фантазии и разрешая Мартину вновь и вновь переживать наслаждение от пыток и насилия над жертвами.

Незадолго до появления Рейнер Паркс курил травку. Тяжелый сладковатый запах наполнял квартиру домовладельца. Середина дня, а он уже был в изрядном подпитии. Рейнер в упор посмотрела на него, и он виновато усмехнулся:

— Если бы я знал, что вы приедете…

— …Вы бы испекли мне пирог? Или не стали баловаться наркотиками? Ведь это незаконно…

Он поморщился:

— Я что, арестован?

— «Арестован»? — Рейнер покачала головой. Этот парень определенно жил в другом измерении. — Нет, мистер Паркс. Я приехала по поводу Лоры.

С него сразу слетел весь хмель.

— Вы нашли ее?

— Я знаю, что с ней, — сказала Рейнер и замолчала на минуту, тщательно подбирая слова. Но можно было ничего не говорить: по его встревоженному взгляду она поняла, что Тристрам догадался.

— Сердце меня не обмануло, — произнес он после долгого молчания, прикуривая сигарету. Его руки заметно тряслись. Проследив направление ее взгляда, пошутил: — Канцерогенно, антиобщественно, но до скуки легально.

Рейнер проигнорировала потуги на юмор:

— Так вы знали?..

Он глубоко затянулся — табак вспыхивал и трещал, — задержал дыхание и медленно выпустил дым через ноздри:

— Когда она выехала, я подумал, ей нужно время, чтобы прийти в себя, побыть с семьей. Но ее не было слишком долго… У меня появилось дурное предчувствие. — Его глаза наполнились слезами.

— Мне очень жаль… — произнесла Сэл, и это была не дежурная фраза.

— И мне тоже. — Слеза покатилась по его щеке. Паркс, не смущаясь, поднял на нее глаза. — Лора была человеком, рядом с которым всем становилось лучше.

Уходя, Рейнер задала вопрос, ради которого проделала весь этот путь:

— Лора когда-нибудь говорила о тете?

Он озадаченно кивнул:

— Вроде да.

— А вы не знаете, чем эта тетя зарабатывает себе на жизнь?

Он пожал плечами:

— Понятия не имею.

— Черт!

— А что такое? — Он казался искренне обеспокоенным.

— Да ничего, забудьте, — ответила она.

Рейнер вернулась к дому мисс Келсолл, но там было пусто, сыро и зябко в сгущающихся сумерках осеннего дня. Время… У Клары Паскаль его осталось совсем немного…