Дипломатия греха - Дмитрий Леонтьев Страница 7

— Чувствую себя полным идиотом, — признался я. — Благое дело или нет, но негодяев и недоумков я играть не умею.

— Значит, не надо было играть, надо было вести себя естественно. По мне, так у тебя очень хорошо получается…

— Спасибо, не стоит продолжать. Умный мужик этот директор. Молниеносно сориентировался и принялся дозваниваться до прокуратуры. Если б я играл с ним, ведя расследование, то должен был бы раскрыться, если же и впрямь решил его шантажировать, то получил бы немало неприятностей, а он в это время успел бы сбежать за границу. Ничего, пусть теперь ломает голову. Да, я же не сказал тебе… Соловьев собирается уезжать в Голландию. Сто против одного, что у нас ничего не получится.

— Это, смотря как себя настраивать. Если заранее на проигрыш тогда точно ничего не выйдет. Многое зависит от первого шага. Как ты сыграл свою роль, так и пойдет.

— Плохо сыграл, быстро отозвался я.

Иерей внимательно оглядел меня с ног до головы и покачал головой.

— А, по-моему, хорошо должно было получиться.

— Вот спасибо! Вот и помогай людям! Вот и делай добрые дела! Вот и оказывай помощь нуждающимся…

— Ты своей работой занимаешься, напомнил иерей. Личности здесь ни причем.

— Как это «ни причем»?! В каждом конкретном случае я помогаю какому-то конкретному лицу. «Ни причем»!.. Кому-то приятно помогать, кому-то нет… Я не знаю, кому мне помогать приятно, но знаю, что помогать лицемерным, двуликим, неблагодарным священникам я не люблю… Теперь не люблю.

— Ты так же себя вел и в офисе?

— А что?

— Пойдет. Для роли негодяя и идиота пойдет. Ты еще не вышел из роли? Выходи скорей, а то вон там идет парень, который входил в группу «работников», обчистив… ремонтировавших нашу церковь.

Средних лет полноватый мужчина оглянулся, прежде чем взяться за ручку двери, и, не заметив ничего подозрительного, прошмыгнул в дверь офиса.

— Что ж, неплохо, похвалил Разумовский. — Не знаю, что ты там наговорил, но с толку, ты его явно сбил. От греха подальше Соловьев решил ускорить переправку икон к покупателю.

— Скорее он возьмет их с собой. Все равно не верю в благополучный исход дела. Так не бывает… Потому что так не может быть никогда.

— Логично. Но пока что так есть. Меня волнует другое. Если Соловьев собирается взять с собой иконы за границу, то к месту отправки он повезет их явно не лично. По видимости, они тронутся с курьером из города с одинаковой скоростью, и нам придется выбирать что-то одно.

— Легче всего взять его прямо перед отправкой. Навести таможню на контрабанду.

— Два «но». Первое: нет гарантий, что через границу он будет перевозить товар лично. Второе: оставшиеся здесь «выкормыши», имея подобный опыт, вряд ли остановятся… Что загадывать наперед? Там видно будет. Внимание, выходит… Ты не заметил: он на машине приехал?

— До угла дойдет — узнаем… Вроде нет, своим ходом. Трогай, батюшка… Только тихонько-тихонько… Слишком часто оглядывается, как бы ни заметил… Смотри куда едешь движение одностороннее, а ты прямо посреди улицы…

— Не дергайся. Ты и на задержаниях так себя ведешь? Что мне еще делать, если на улице кроме нас ни машин, ни людей? Сложно не заметить одну-единственную машину на всей улице. Куда он идет?

— Это ты у него спроси.

— Нет, с тобой определенно невозможно работать. Я солидарен с твоим начальством и ценю его объективное мнение о тебе…

— Знаешь что, батюшка…

Так переругиваясь, мы тащились в раскаленной от солнца машине со скоростью утиного шага. Теперь уже не оставалось сомнений, что мужчина нас заметил и пытается оторваться. Когда мы завернули за угол, то увидели, что он стоит между торговыми ларьками и откровенно наблюдает за нами.

— Что теперь делать будем? — мрачно спросил Разумовский.

— Проезжай дальше. Будем делать хорошую мину при плохой игре. Твоя сутана за версту видна. Я так и знал, что добром это не кончится. Свалился ты на мою голову… Он смотрит нам вслед…

— Дальше дорога заворачивает, мы можем потерять его из виду. Мне эти игры надоели. Останови машину, будем его задерживать.

Разумовский прижал машину к обочине и, побарабанив пальцами по рулю, переспросил:

— Брать?

— Брать, подтвердил я и вылез из машины. Мужчина стоял на узком мостике реки Мойки, который городские власти ремонтировали уже больше двух лет, и пытался разглядеть, куда делась наша машина. Нас он пока не видел.

— Ну-ка, батюшка, проверим твою сноровку. В двухстах метрах еще один мост, дуй по нему на сторону и отрежь ему путь. Я подожду, пока ты переберешься, и накрою его отсюда. Никуда не денется. Эти места я знаю, как свои пять пальцев.

Это было ошибкой. Ряса Разумовского была для нас в этот день сущим проклятьем. Великан в черной сутане привлекал к себе внимание всех, кто мог его видеть. Настороженно замерший на мосту мужчина заметил бегущего священника даже до того как он успел перебраться на другую сторону реки. Закрутился на месте, выискивая среди прохожих меня. Я отступил на шаг, пытаясь укрыться за грудой бетонных плит, сваленных на берегу, но опоздал. Сообразив, что мы пытаемся взять его «в клещи», беглец поступил весьма неординарно. Вместо того чтобы броситься на другой берег и попытаться скрыться в многочисленных переулках и проходных дворах, он быстро перебрался через перила моста, несколько мгновений балансировал на краю, словно примериваясь к чему-то, и… прыгнул, исчезнув с моих глаз. Пару секунд я стоял, опешив, затем опомнился и бросился на мост. Прямо передо мной в воде беспомощно барахтался человек в белой рубашке, но, к моему недоумению, в отличие от нашего «клиента» — этот был крепок, широкоплеч, и носил густую шевелюру соломенного цвета, в настоящую минуту, слипшуюся от воды. Рёв мотора уплывающего катера подсказал мне, что произошло. Высота моста над рекой была не более двух метров, и, заметив приближающийся катер, преступник, спрыгнул на него, вытолкнув, растерявшегося владельца в воду и теперь пытался скрыться среди многочисленных каналов. Раздосадованный я беспомощно смотрел вслед удаляющемуся катеру. Теперь догнать его у нас не было практически ни единого шанса. Я повернулся, чтобы позвать Разумовского…

Иерей стоял на перилах моста, высоко подобрав полы рясы, демонстрируя прохожим черные джинсы, в которых, судя по рекламе, «выросла вся Америка».

Небольшой, выкрашенный в зеленый цвет катер, повинуясь властному жесту священника, сбавил ход и подплыл к месту, подставляя корму в качестве посадочной площадки. Бородач в тельняшке, стоявший за штурвалом, весело улыбался и крутил головой по сторонам, видимо, разыскивая кинооператора или скрытую камеру. Судя по его жизнерадостной улыбке, он считал Разумовского «ряженым» и полагал, что попал на съемки фильма или клипа. Его улыбка слегка померкла, когда стокилограммовая туша священника с двухметровой высоты шлепнулась на корму катера так, что тот закачался. Отец Владимир едва не свалился в воду, но в последнюю схватился за руку бородача и забрался на переднее сиденье. Столпившиеся на берегу люди зааплодировали. Не обращая на них внимания, Разумовский мягко, но решительно оттеснил бородача от штурвала и направил катер к каменным ступеням спуска, где уже выжимал одежду выбравшийся из воды владелец угнанного катера. Из-за расстояния и проезжавших машин я не слышал их диалога, но по округлившимся глазам понял, что тому советовали в срочном порядке покинуть собственный катер. Бородач что-то залепетал и несогласно затряс головой. Разумовский выпрямился во весь рост и что-то добавил. Бородач одним прыжком оказался на берегу и, матерясь, побежал прочь. Иерей поднял голову, отыскивая меня, я помахал ему в ответ, он кивнул и подогнал катер к месту, на котором я стоял.