Потаенный свет - Майкл Коннелли Страница 7

Позади меня не переставая кричал раненый. Я выключил мобильник и подошел к нему. Это был один из штатских. Он прижимал руку к бедру. Между пальцами сочилась кровь, но я понял, что рана не смертельная.

– Я ранен! – воскликнул он, корчась. – Ранен, слышите?

Я очнулся от воспоминаний в тот момент, когда Арт Пеппер заиграл "Как будет прекрасно, когда ты вернешься домой". У меня на дисках были по крайней мере три разные записи хита Коула Портера, и в каждой Арт выкладывался до конца. Больше всего мне нравилось в нем, что он не жалеет себя. Мне казалось, это роднит меня с ним.

Я открыл блокнот на новой странице и хотел записать одно соображение о происшествии на Сельма-авеню, как в дверь постучали.

Я прошел в холл, посмотрел в "глазок", потом быстро вернулся в столовую и достал скатерть из буфета. Скатерть новая, ее купила моя бывшая жена на случай прихода гостей. Гости к нам не приходили, и жены у меня сейчас не было. Зато скатерть пригодилась. В дверь снова постучали, на сей раз громче. Я накрыл скатертью фотографии и бумаги на столе.

Когда я открыл дверь, Кизмин Райдер смотрела в сторону улицы.

– Извини, Киз. Я находился на задней веранде и не слышал, как ты постучала первый раз. Проходи.

Она шагнула в холл и, вероятно, заметила, что раздвижная дверь на веранду закрыта.

– Как же ты узнал, что я стучала два раза?

– Стук был такой громкий, что я подумал...

– Ладно уж, помолчи.

Я не видел Кизмин восемь месяцев, со дня моей прощальной вечеринки, которую она от моего имени организовала в ресторане "Массо" и пригласила весь наш отдел.

Кизмин вошла в столовую. Ее взгляд скользнул по наспех разостланной скатерти, и я пожалел, что придумал эту увертку.

Кизмин была в строгом темно-сером пиджаке и такой же юбке ниже колен. Меня удивил ее наряд. Когда мы работали вместе, она обычно надевала черные джинсы и блейзер поверх белой блузки. Такая одежда давала ей свободу движений, позволяла даже побежать при необходимости. Сегодня же Кизмин напоминала скорее заместителя директора банка, чем сыщика, гоняющегося за убийцей.

Все еще не отводя глаз от стола, она произнесла:

– Ох, Гарри, ты так красиво накрываешь стол. Что у тебя сегодня на ленч?

– Извини, я не знал, кто пришел, и на всякий случай накрыл тут кое-какие материалы.

Она посмотрела на меня.

– Какие материалы, Гарри?

– Да так, старые. Лучше расскажи, что новенького в твоем ОГУ? Полегче стало?

За год до моего ухода Кизмин перевели в отдел по раскрытию грабежей с убийствами. Отношения у нее там не складывались, и она не скрывала это от меня, поскольку я давно как бы взял над ней шефство. Но все прекратилось, когда я вместо перевода в ОГУ выбрал отставку. Это обидело ее. Кизмин рассчитывала, что мы еще поработаем вместе. Организация вечеринки была хорошим дружеским жестом с ее стороны, но им же она говорила "прощай" нашему товариществу.

– В ОГУ? В ОГУ ничего не получилось.

– О чем ты? Не понимаю.

Я удивился. Мне не приходилось работать с более расторопным и находчивым напарником. Она была рождена для сыска. Побольше бы таких в нашем управлении. Я был уверен, что Кизмин ожидает блестящее будущее.

– В начале лета я ушла из ОГУ. Я теперь у начальника управления служу.

– Ты шутишь... О Господи!..

Я был поражен. Очевидно, она выбрала иной способ сделать карьеру. Если Кизмин работает на шефа, не важно, в качестве адъютанта или особого порученца, то быть ей в руководстве. Ничего плохого в этом нет. Я знал, что Райдер честолюбива, как любой из нас. Но расследование убийств – это призвание, а не карьера. Я всегда считал, что она это понимает.

– Киз, я не знаю, что сказать. Хорошо, если бы ты...

– ...если бы я посоветовалась с тобой? Что бы ты мне порекомендовал? Тянуть лямку в ОГУ? А сам отказался?

– Со мной другое дело, Киз. Я нажил себе недругов. За мной много всякого накопилось. А у тебя все иначе было. Ты была наша звезда, Киз.

– Звезды сгорают. Кстати, у нас на третьем этаже было много мелкого политиканства. Странно, но факт: на шестом этаже меньше зависти и подсиживания, хотя, казалось бы, должно быть наоборот. Вот я и сменила курс. А шеф – хороший человек. Старается по-настоящему работать, без дураков. С ним интересно.

Киз говорила, а я думал: кого она убеждает – меня или себя? Меня охватили чувства вины и потери. Если бы я остался работать в ОГУ, она тоже осталась бы. Я пошел в гостиную и опустился на диван. Киз последовала за мной, но садиться не стала.

Сквозь раздвижную дверь я видел раскинувшуюся за Долиной цепочку гор. Повисший над ней дымный туман был не гуще, чем обычно, но мне почему-то сделалось грустно. В плейере звучала "Тень твоей улыбки" в исполнении Ли Коница под аккомпанемент кларнета Арта Пеппера. Я любил эту песню. Диски с последними записями Пеппера подарил мне приятель Квентин Маккинзи, старый джазмен, который играл с моим кумиром двадцать – тридцать лет назад "У Шелли Манн", в "Донте" и других давно исчезнувших голливудских джазовых клубах. Маккинзи настоятельно советовал почаще их слушать. После нескольких лет заключения, которые Пеппер отбывал из-за своих пагубных привычек, он словно наверстывал упущенное. Не щадил себя, выкладывался весь, пока не сдало сердце.

Песня кончилась. Киз повернулась ко мне:

– Это кто?

– Арт Пеппер и Ли Кониц.

– Белые?

Я кивнул.

– Молодцы, отлично. Так что у тебя под скатертью, Гарри?

Я пожал плечами:

– Ты впервые за восемь месяцев ко мне зашла. Вроде должна знать.

– Да.

– Интересно, угадаю или нет? Александр Тейлор водится с твоим шефом или с мэром. Он и попросил просветить меня. Верно?

Киз усмехнулась. Я угадал.

– А шеф знает, что мы с тобой... когда-то дружили и... – Произнося "когда-то", она запнулась. – И он послал меня сказать, что ты взял ложный след.

Киз присела на стул перед диваном и взглянула в окно. Ее не интересовало, что на веранде. Просто ей не хотелось смотреть мне в глаза.

– Так вот на что ты променяла ловлю убийц. Стала девочкой на побегушках.

Киз метнула на меня взгляд, полный обиды. Но я не жалел, что сказал ей это. Она разозлила меня, я разозлил ее.

– Тебе легко, Гарри. Ты войну прошел.

– Война не закончилась, Киз.

Я невольно улыбнулся удивительному совпадению. Едва Киз заговорила о том, что думает ее шеф, как Кониц под аккомпанемент Пеппера, который через полгода после этой записи умрет, затянул новую песню – "Какая-то чертовщина". Раньше у нас так называли любое дело, которое осложнялось бюрократическими или ведомственными соображениями и к которому начальство на шестом этаже проявляло повышенный интерес. Когда тебя отряжали на "какую-то чертовщину", следовало держать ухо востро. Ты попадал в мутную воду и должен был сам беречь свою задницу, ведь никто другой вместо тебя делать этого не собирался.