Стеклянный ключ - Виктория Угрюмова Страница 7

Она говорила и понимала, что есть пункт, по которому они с Машкой никогда не сойдутся, — она не представляла, как можно ломать себе жизнь из-за другого человека, совершенно неважно, мужчина он или женщина. Нельзя ломаться и подстраиваться под другого так, чтобы это искалечило тебя, отняло веру в себя, убило вдохновение, сделало мир вокруг серым и пустым. Даже в Библии сказано: «…ни сыну, ни жене, ни брату…»

— Это у тебя все и всегда просто, — глухо сказала Машка, и на глазах ее заблестели непрошеные слезы. — Он меня по-настоящему бросил. Но не в этом суть. Он меня променял на девицу, помнишь, я тебе рассказывала, Жанночку, секретаршу нашу? Моложе меня лет на десять. Красивая, не стану душой кривить. А меня перевели в филиал — на повышение.

— Не трепись на каждом углу, сколько тебе, никто и не догадается, — обозлилась Татьяна. — И избавляйся от привычки упоминать, что было в твое время. Твое время еще и не начиналось. Что она собой представляет? Не спрашиваю, что она в нем нашла, — вот что ты?!

Машка нервно похлебала из тарелки остывшую солянку, запила мартини, буркнула: «Жуткое сочетание!» — и принялась излагать:

— Молодая, длинноногая, тело обалденное, кожа молочная. Вот настоящая «кровь с молоком» — впервые такую вижу, сколько живу. Холеная, следит за собой. Мозгов, правда, как у курицы, если ее крепко долбануть молотком по голове, но разве он на мозги смотрит?

— Зачем он тебе, такой дурак? — Татьяна посмотрела на подругу и торопливо сказала: — Ладно, ладно, он нам нужен. Не обсуждаем. Понятно главное — она еще никто, так, завиток из дыма. Ей на женщину учиться, учиться и учиться, как говорил великий Ленин. Потерпи, если он так уж тебе необходим. Жанночка сама себя закопает через пару месяцев — с усердием китайского землекопа. Только улыбайся, я тебя очень прошу.

— Знаешь, Тото, почему ты счастливая? — спросила Машка, булькая коктейлем.

Тото (теперь и мы имеем право для разнообразия так ее называть) всем телом изобразила повышенное внимание. Но енота при этом люлюкать не забывала. И к бокалу прикладывалась усердно — хорошие напитки она ценила, а удовольствиями никогда не пренебрегала.

— Ты эгоцентристка, в лучшем смысле этого слова.

— Верю. Ибо было сказано: спасись сам, и вокруг тебя спасутся другие.

— Ловко это у тебя выходит. Ты нормального человека никогда не поймешь, потому что ты тяжеловес. Ты переживешь то, что другого уложит в гроб за пару дней.

Маргоша за стойкой навострила уши. Начиналось самое интересное.

— Машка, — попросила Татьяна, — ты знаешь, как я тебя люблю. Но не тяни хвоста за кот, а то придушу. Ты лучше рассказывай.

— Я тебе душу сколько лет изливаю? Пятнадцать?

— Шестнадцать, но кто их там считает. Мне вообще кажется — мы с тобой в один день родились и в одной коляске спали.

— Оказывается, у них давно уже роман, — всхлипнула Машка. — Просто я, дура, ничего знать не хотела, хотя и видела, что он очень ко мне изменился…

— Да, ты говорила.

— Говорила, и ты меня предупреждала, а я тебя опять не послушала. Ну вот, а на прошлой неделе он мне объявил, что все было прекрасно, но было. А он хочет жить полноценной жизнью и нашел человека, с которым снова чувствует себя живым и любящим и готовым продолжать то, что у нас не состоялось. И чемоданчики с моим барахлом упаковал.

— Некрасиво, — заметила Тото, и ноздри ее раздулись, как у боевой лошади, услышавшей звук трубы.

— И очень больно. Я даже не стала тебе звонить сразу, чтобы не грузить проблемами. Подумала: побуду одна. Чтобы разобраться, чего я хочу, что дальше. Я сначала думала, ты мне должна рассказать, как себя вести… как повести, чтобы он вернулся, но потом поняла, что мне нужно вовсе не это.

В эту минуту Тото стала очень деловитой и внимательной, будто вела переговоры на международном уровне и в случае провала мир ждала ядреная катастрофа. За это Маргоша и любила подслушивать их разговоры: никаких дамских охов и ахов по поводу того, что чего-то нельзя делать, а что-то невозможно. Татьяна оказывалась готовой для близкого человека на все. Главное же — никакой пустой болтовни. У нее всегда находился план действий.

— Чего же тебе надобно, старче? — спросила она ласково.

Внезапно Машка расхохоталась.

— Ты что?

— Помнишь, я как-то позвонила тебе и сказала, что убила бы Сережку, а ты недослышала это злосчастное «бы»?

— Ну ты же ревела как белуга на нересте.

— Белуги на нересте не ревут.

— А ты исключение.

— Скажи спасибо, что меня кондратий не хватил, когда ты появилась на пороге в черном костюме, лыжной шапочке и с лопатой.

Татьяна уронила голову на руки и тихо затряслась от смеха.

— Не руками же его закапывать, — простонала она. — А у тебя лопат отродясь не водилось.

— Никогда не забуду этого явления, — растроганно заявила Маша.

— Конечно не забудешь. Хоронить без покойника — это унизительно. Лучше излагай факты.

Машка с сомнением разглядывала пустой стол:

— Все убрали, а что взамен? Слушай, давай возьмем маленькую бутылочку «Бьянко» на двоих, а? Пусть это будет жутко алкогольный вечер. Или коктейль еще закажем?

— Когда это я отказывалась, мэм?

— Меня Жанночка очень, очень сильно обидела, — сказала Маша, и видно было, что это признание дается ей через силу. — Так обидела, что я даже тебе сейчас не расскажу. Мне надо самой пережить.

Татьяна понимающе кивала, не говоря ни слова, и от этого Машке, как всегда, стало спокойно и надежно.

— И я тебя очень поэтому прошу — ничего мне больше не советуй, а просто охмури его, чтобы ему стало так же больно, и страшно, и тоскливо, как мне сейчас. Чтобы он и думать забыл о своей новой пассии.

Тото пошевелила губами, подумала минутку и спросила подозрительно:

— А что я с ним потом делать буду?

— Мягкий пас налево, то есть мне, — успокоила ее верная наперсница разврата. — Ему же, бедняжке, нужно будет с кем-то о тебе говорить. Тут я и пригожусь. Кто это еще выдержит?

— Ты что — настолько его любишь?

— Пока — да. И пока мне очень нужно, чтобы ты уделала этих голубков, как Бог черепаху. А потом посмотрим.

— А что до Жанночки…

— Я тебя как женщина женщину просю — спляши на ней дрызгу-брызгу с колокольцами в руках. А?!

— Мадам имеет план? — уточнила Татьяна.

— Какой такой план?

— Мистер Фикс, неловко будет завалиться к нему в кабинет и сообщить, что я пришла его охмурять, так как мне очень не нравится его поведение, да и подруга слезно попросила.

— Нет, ну какая ты умница, что не показывалась ему на глаза, — внезапно восхитилась Машка.