Человек с одним из многих лиц - Куив Макдоннелл Страница 7

— Просто Микки.

— Значит, у вас нет родственников, которым мы могли бы о вас сообщить?

— Нет. Ни одного.

Доктор Синха явно ощутил неловкость.

— Что ж, как человек из очень большой семьи, могу сказать, что я вам завидую. Половина моей зарплаты уходит на поздравительные открытки.

— Должно быть, это тяжело.

— Не то слово! — Доктор Синха явно увлекся новой темой. — Семь братьев и сестер, двадцать шесть племянников и племянниц — и это только те, которых я видел. Бац — еще один ребенок. Бац-бац — двойня! Они не умеют останавливаться.

— Ничего себе…

— Значит, я просто напишу здесь: «семьи у пациента нет»?

— Ага.

— А как насчет партнера?

— Нету.

— Окей. Хорошо. Значит, вы совершенно одиноки? — спросил доктор Синха. — Ну, не считая этого Микки?

— Да.

— Превосходно.

— Вы определенно убедили меня, что это так.

Доктор Синха пролистал страницы в блокноте.

— Что ж, думаю, на этом все. Если, конечно, у вас нет ко мне вопросов…

— Нет, — ответил Пол.

Громкий требовательный кашель муженька эхом разнесся по палате. Его «настоящий доктор с другим мнением» так и не появился.

— Абсолютно никаких вопросов? — спросил доктор Синха с некоторой мольбой в глазах.

Пол почувствовал себя обязанным спросить хоть что-нибудь.

— Когда меня отсюда выпишут?

Он вдруг осознал, что действительно хочет знать ответ на этот вопрос. Кажется, Пол начал испытывать сильную неприязнь к больницам.

— Завтра мы осмотрим вас еще раз, и если все будет в порядке, то вы покинете больницу через пару дней, — доктор Синха помедлил. — Но… вы хотите поговорить с Гарди [3]…

Слово «гарди» он сказал осторожно, «гар-ди» — как человек, не вполне уверенный в его правильном произношении [4].

— Вообще-то не очень, — ответил Пол.

Ну какой в этом смысл? Да, его ударили ножом, но человек, который это сделал, уже не доступен для полиции — по крайней мере, без применения спиритической доски.

Доктор Синха смутился.

— Простите. Возможно, я что-то напутал. Английский — мой второй язык. Гарди хотят поговорить с вами.

Пол ощутил легкую тошноту. Переживания по поводу ножевого ранения отвлекли его от общей картины. Он вошел в палату, и через пять минут пациент умер — после физического столкновения, в ходе которого вышеупомянутый мертвец ощутил острое желание ударить Пола ножом. Понятно, со стороны это выглядело очень странно. В самом деле, чем больше Пол думал об этой ситуации, тем сложнее ему становилось разглядеть в ней хоть что-то позитивное. Любые проблемы с полицией станут прямым нарушением второго условия. Она очень ясно дала это понять.

Бросив взгляд из палаты, Пол заметил мелькнувшую в конце коридора куртку со светоотражающими вставками.

— Там полицейский? — спросил он.

— Да, — ответил доктор Синха. — И между прочим, я, как и весь персонал, очень доволен его присутствием. Чуть раньше он любезно помог нам успокоить человека, принявшего слишком много метамфетамина.

Пол провел пальцами по волосам, задержав руку на затылке, как делал всегда, когда испытывал стресс.

— Господи, это очень-очень-очень плохо.

Доктор Синха ободряюще похлопал Пола по руке.

— Не волнуйтесь, мистер Малкроун. Я уверен, что все будет нормально.

— Ага, — ответил Пол. — Ведь до этого все шло именно так…

Пол точно знал, где его нет.

В настоящий момент его не было в офисе адвокатской конторы «Гриви и Ко», хотя сам Шейн Гриви сидел напротив за столом и читал большую книгу в кожаном переплете. Гриви, как всегда, выглядел лет на сорок. Он был лысоват, худоват, с вечно дежурной, но далеко не счастливой улыбкой. Он скалился так, как скалятся работники «на минималке» в рекламных поролоновых костюмах, исполняющие волю вышестоящего начальства. Вообще-то, если подумать, это была не адвокатская контора «Гриви и Ко». Пол отметил, что подсознание каким-то образом облагородило обстановку, наполнив офис мебелью из красного дерева с мягкой кожей, и даже поставило в угол внушительные напольные часы. В реальности контора представляла собой пару убогих комнатенок в Филсборо [5] — прямо над магазином диванов, недавно закрывшимся после трехлетней распродажи.

Этот сон был одним из двух, которые Пол всегда помнил, и оба этих сна повторялись часто. Правда, конкретно этот ему нравился больше. Конечно, странно было осознавать, что он спит, причем с полным ощущением, что все это происходит на самом деле. Но понимание не означало, что он мог проснуться. Казалось, у него не было иного выбора, кроме как сидеть здесь почти каждую ночь и видеть это снова и снова.

Гриви оторвал взгляд от книги в кожаном переплете и многозначительно кашлянул, явно недовольный тем, что ему не уделили должного внимания. Книга была еще одним подкинутым подсознанием предметом. Настоящее завещание Фиделмы состояло лишь из нескольких стандартных листков формата А4.

Гриви продолжил чтение:

— «…мою собственность любой природы и вида, где бы она ни находилась, включая дом в Ричмонд-Гарденс, мои накопительные счета и пакеты акций я завещаю Донегольскому ослиному заповеднику».

В этот момент осел, сидевший за правым плечом Гриви, как обычно, зловеще зарычал. Пол не знал, умеют ли настоящие ослы рычать, но будь он проклят, если станет проверять свои кошмары на правдоподобие!

— «Тем не менее до того, как вышеуказанное дарение вступит в силу, я предусматриваю следующее материальное обеспечение для моего внучатого племянника Пола Малкроуна…»

Пол, как всегда, посмотрел на свою двоюродную бабушку Фиделму, сидевшую верхом на осле. Что бы ни говорил или делал Пол, она только молчала. На ее лице было одно и то же неодобрительное выражение: «Откуда так воняет?» В реальной жизни она ни разу не говорила с ним напрямую. Впервые Пол увидел ее в шестилетнем возрасте, когда тревожно вертелся позади матери, занятый невероятно важным поручением — присматривать за большим синим чемоданом. Фиделма вначале спорила с его мамой, а потом хлопнула перед ними дверью. Пол ничего не понял. Он стал жаловаться и хныкать от холода, пока не заплакала уже мать…

В следующий раз (и он же последний) Пол встретился с Фиделмой через неделю после того, как ему исполнилось двенадцать лет. День рождения состоялся накануне похорон мамы, поэтому никто о нем не вспомнил. На стене комнаты, в которую его привели, было нарисовано большое дерево. Пол смотрел на него, пока Фиделма читала проповедь о распутном поведении «юнцов» двум сконфуженным и оттого мрачнеющим на глазах социальным работникам. А потом она вышла, проигнорировав, как обычно, Пола. Открыв дверь, мужчина из социальной службы выкрикнул вслед Фиделме грубое слово, и после этого Пол больше его не встречал.