Холодные сердца - Антон Чиж Страница 7

Столик, удачно расположенный в дальнем углу террасы, был уставлен холодными закусками. Присутствовал на столе и графинчик. Господин Жарков, угощавший приятеля, энергично жевал котлетку.

– Знаешь, друг мой Стася, – говорил он, не забывая дирижировать вилкой, – жизнь моя теперь только начинается. Все старое – вон. Забыто и зачеркнуто. Впереди такие перспективы… Хватит мне гнить в этой дыре. Что они могут мне предложить? Какой-то жалкий заводишко. Нет, брат, у меня теперь размах! Такая пойдет теперь история – только держись. Фамилия Жарков прогремит еще на всю Россию. Скоро гордиться будешь, что ты друг мой. У меня теперь планы великие, такой шанс раз в жизни выпадает, и его надо ухватить вот так…

Жарков помахал кулаком перед носом приятеля. Стася только ухмыльнулся. Он привык не возражать, много слушать и мало пить. С Жарковым они были ровесниками, но Стася имел счастливую возможность нигде не служить. Приглашение на ужин случилось внезапно. Жарков забежал к нему и потребовал непременно сегодня отпраздновать, но что именно – сказать отказался. Дескать, секрет. Никого приглашать не надо. Только вдвоем с самым сердечным дружком.

После третьей рюмки Жарков совсем разошелся и говорил без умолку. Стася все пытался понять: что же такое происходит. Вроде бы приятель его не изменился – разудалый весельчак, победитель женских сердец. Но тонкий нюх, а у Стаси был очень тонкий нюх на человеческие слабости, говорил ему, что не так все просто. Вот вроде пьет человек, гуляет от души, а в глазах у него страх. И чего бы Жаркову бояться? Нет никакого повода, в этом Стася был уверен, как никто. Радоваться дружок должен, приглашают в Петербург на Путиловский завод. Такая удача для рядового инженера. А он вроде как водкой тоску заглушает. Не похоже это на Ивана, совсем не похоже.

Стася жевал салатный листик, следя за весельчаком. Что-то тут не то…

– Я уже давно понял, что счастье человека в его руках, – продолжал Жарков. – И ни в чьих больше. Судьба, предопределенность – все это ерунда. Надо, понимаешь, не упустить свой случай. Схватить и держаться. И не поддаваться всяким глупым мыслям. Ты – человек, тебе все подвластно. Вот и действуй, как тебе хочется. А на остальное – наплюй. Всё ерунда, кроме счастья. Ни вины, ни раскаяния. Отмети эти выдумки, как мусор, и хватай счастливый случай за ворот. Вот так-то, Стася…

Жарков опрокинул рюмку и сразу налил другую. Он не требовал, чтобы приятель пил с ним. Стася заметил, что Жарков нет-нет да и поглядывает в сторону. Наверняка какая-нибудь барышня смазливая. Раскурив папиросу, Стася неторопливо повернулся, чтобы выпустить дым, и взглянул на то, что так занимало приятеля. Вместо хорошенького личика он увидел вытянутое, словно окаменевшее лицо. Господин сидел за столиком в одиночестве, и его внимание было приковано к персоне Жаркова. Он откровенно следил за ним, словно дразня и вызывая на конфликт.

Стася не был знаком с этим господином, но знал, что это личный секретарь Порхова. В городе у него слава цепного пса, который за хозяина перегрызет глотку любому. Поговаривали, что из флота ему пришлось уйти, чтобы замять скандал: забил насмерть матроса, посмевшего ему не подчиниться. Встретиться с Ингамовым на узкой тропинке жизни Стася себе бы не пожелал. Краем глаза он заметил на террасе много знакомых лиц, в случае чего на их помощь можно рассчитывать. И даже самого предводителя, который ужинал в компании чиновников. Присутствие первого лица местной власти Стасю успокоило. Бросив через перила ненужную папиросу, он присмотрелся к приятелю. Точно – боится. Глаза бегают, лицо бледное, хотя графинчик уже уговорил.

– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – спросил Стася.

Жарков набил рот жареным картофелем и принялся яростно работать челюстями.

– Что у тебя приключилось? Не секретничай, я же вижу, что…

– Что ты видишь? Не выдумывай, чего нет и в помине. Я счастлив. Молод. Скоро получу все, о чем можно мечтать. Давай лучше выпьем.

Он не стал ждать приятеля.

– Ну, как хочешь, – сказал Стася. – Все ж не чужие люди, как-то даже имеем общие темы для занимательных бесед. Скрытничай, сколько влезет.

Друг сердечный отшвырнул вилку.

– Да о чем ты!

– О том, что если какая история случилась, так ведь я готов помочь…

– Ты? Помочь? Мне?..

Это было сказано таким оскорбительным тоном, словно к Стасе нельзя обратиться даже от полной безысходности. Будто он крыса какая…

– Поступай как знаешь. А я, пожалуй, пойду. Спасибо за угощение, сыт по горло.

– Да ты, никак, обиделся? – закричал Жарков. – Сядь, сядь, кому говорят!

Стася откинулся на спинку стула и заложил ногу на ногу.

– Изволь. Я остаюсь. Чтобы не делать скандала.

Жарков как-то вдруг затих и уставился в тарелку.

– Попал я, Стася, в переплет… Да и тебе не миновать…

– Это еще что?

– Сам подумай, ты же у нас отличаешься сообразительностью.

– Усольцев пристал?

– Видишь, какой ты проницательный…

– Это ерунда. Наплюй. Не было ничего, одна болтовня. Ни документов, ни записок. На испуг берет.

– Если бы так, Стася…

Жарков поманил его к себе. Стася нагнулся и услышал новость, которая его совсем не обрадовала. Он хотел было опрокинуть рюмку водки, но сдержался. Вечер перестал быть приятным. Тут надо мозгами шевелить.

– Ты уверен?

– Пытать его, что ли…

– Может, и блефует. Он умеет. Не хуже шулера.

– Может, и так. А скорее всего, с его-то умением, где-то пронюхал… Ладно, забудь. Если бы только это…

– Что еще? – спросил Стася, про себя обдумывая ситуацию: друг уедет, а ему оставаться одному. Ему деваться совсем некуда.

– А все прочее тебя не касается, друг мой бесценный… Это уже совсем мое дело… Эх, пропади все пропадом…

Стася не успел шевельнуться, как Жарков вскочил и толкнул в спину молодого человека, мирно жевавшего за ближним столиком. Пирожное, готовое попасть ему в рот, воткнулось кремовым хвостиком прямиком в глаз, мазнуло по щеке и уронило белый ошметок на лацкан пиджака.

– Как смеешь так со мной разговаривать! – заорал на молодого человека Жарков.

Тот, стряхнув с лица остатки пирожного, поднялся во весь рост и все равно оказался чуть ниже обидчика. Совсем юный, моложе Жаркова, тем не менее вид он имел до чрезвычайности серьезный и строгий.

Публика застыла в ожидании развязки. Даже официанты не двинулись на подмогу.

– Требую, чтобы вы извинились, – сказал юноша среди наступившей тишины.

– Ах ты, щенок!

Жарков, взвинченный до бешенства, кинулся на него с кулаками. Он целился сверху вниз, в самое темечко противника, но попал по спинке стула. Юноша ловко увернулся. Жарков взвыл, хватаясь за ушибленную кисть.