Химчистка для невидимок - Валентина Андреева Страница 7

Предчувствуя крупные неприятности, Светлана Викторовна пошла на таран. Отлетевшая к стене женщина слабо охнула. Следом ахнула сама Светлана Викторовна. Было от чего! Вторая комната, в которую она сложила предметы шикарной обстановки, ценные картины, антикварные сервизы в коробках и… Сразу все так, на память, и не перечислишь. Та самая комната-склад, закрытая ею лично на два оборота ключа, была пуста. Застеленная коричневым клетчатым пледом раскладушка и стул – не в счет. Они ей не принадлежали.

Галина Андреевна Лукьянова оказалась аферисткой. Получив с новых квартирантов деньги за пару месяцев вперед, вывезла из закрытой комнаты хозяйки все. Подчистую.

Было уже очень поздно, когда сверх меры обеспокоенный кражей гражданский муж Светланы Викторовны после оформления представителями органов дознания всех формальностей увез безутешную «ласточку» в свой загородный дом. К тому времени «ласточка» поняла свое заблуждение и признала: несмотря на зрелые годы, он все-таки очаровательный мужчина.

Лидии Петровне разрешалось жить в квартире до конца сентября, а если она внесет умеренную предоплату за двухкомнатную квартиру за три месяца вперед, но из рук в руки госпоже Ивляковой, то и дольше. Все равно красть больше нечего.

Вечером того же дня выяснилось, что пропал Стас. Утром, как всегда, выехал в институт, но на занятия не явился. Утешало только одно – в моргах среди неопознанных трупов, а их Лидия Петровна насмотрелась достаточно, Стаса не было.

– Кажется, я все перепутала…

Мне пришлось усиленно рыться в сумочке – искать то, не знаю что, лишь бы Хорев не подумал, что вру и не краснею.

– Лидия Петровна не говорила, что живет в Большерецке. Просто когда-то ездила туда то ли к родным, то ли в командировку, а может, и миновала его проездом. Зато поминала свою уютную квартиру в славном городе… Как его там, Заславске? Не помню. А по поводу места обучения Стаса – так она назвала университет, а я почему-то решила, что это РУДН.

У следователя удачно свалился под стол карандаш. Он нагнулся, чтобы его поднять, и слегка застрял под столом. Надо же додуматься поставить в такой маленький кабинет кресло! На этом месте и стулу-то тесно.

Я успела взглянуть на Наташку и позавидовать. Румянец на ее лице – обычное дело. Независимо от того, врет она или режет правду-матку. По тому, как сузились ее глаза, поняла – резать эту самую правду-матку начнет, не дожидаясь, пока Хорев вернется в исходное положение, и поежилась. Но настырный следователь, благодаря собственному упрямству и самонадеянности, слишком перегнулся через боковину кресла. Честное слово, карандаш не стоил таких усилий! Кресло взбрыкнуло и с грохотом перевернулось. Наташкина правда-матка мгновенно поменяла целевое направление и обернулась для завалившегося в угол следователя настоящим откровением. Если коротко, то до момента падения он явно сидел не на своем месте. Оно предназначено для тех, кто умеет соображать, что делает.

Владимир Александрович только покряхтывал, для начала пытаясь освободится от коричневой шторины из искусственного щелка, за которую на лету опрометчиво схватился.

– Шехерезада, блин!

На этом истощился запас Наташкиного красноречия. В поисках подхода для оказания Хореву посильной помощи я отодвинула стул и заглянула под стол, решив форсировать события. Корректируя, так сказать, действия по ходу спасательной операции. Наташка яростно дергала кресло на себя, в то время как Владимир Александрович пытался найти в нем опору. В результате подруга выдрала металлическую крестовину с ножками на колесиках и вместе с ней полетела на выход. Так сказать, выносить «сор из избы». Я высунулась из-под стола и с уважением посмотрела ей вслед.

Поймал обеих, в смысле Наташку с крестовиной, прямо в дверях молодой человек в форме сотрудника милиции и открытым ртом – не успел поинтересоваться, что в кабинете господина Хорева происходит. Наталья Николаевна, почувствовав поддержку, брякнула крестовину, как предполагала, на пол. Сотрудник милиции взвыл не своим голосом – его левая голень в полной мере приняла на себя вес железяки. Я мгновенно залезла обратно под стол – не выношу чужие страдания. Хорев, наоборот, вылез. Ему, по роду работы, не привыкать. Выбралась из укрытия, несмотря на уговоры, не скоро. Не хотелось выглядеть полной идиоткой: в кабинет набилось много народа – все прибежали спасать Хорева. Мне удалось выудить причину всей заварушки – тот самый распроклятый карандаш, из-за которого следователь сам загнал себя в угол. Держа его в правой руке, как факел, я явилась публике. Разговор на повышенных тонах сразу смолк. Я с трудом заставила себя поздороваться. Ответил мне только Хорев. Его «привет!» отдавал искренностью и душевным теплом. Думала, из-за карандаша, ан, нет! Ему пообещали новый, более просторный кабинет.

Домой мы вернулись в четвертом часу слегка одуревшие. По пути даже не стали заходить в любимое кафе – не то настроение. Вместе с нами расстроилась и погода – зарядил мелкий холодный дождь. Даже вода в луже, которую я, как всегда, не глядя под ноги, пробороздила, показалась теплее. Осмотрительная Наташка, невольно шагнувшая в нее вместе со мной, против обыкновения посоветовала сходить к окулисту исключительно самой себе. И, выскочив из лужи, сама с собой не согласилась – нет времени.

Руки чесались позвонить Лидочке, но решили, что выражать соболезнование по телефону не стоит. Лучше сделать это лично, благо съемное жилье находилось в соседнем доме.

Квартира оказалась на последнем этаже. Определили мы это только после третьего выхода из лифта. При этом кабину у нас тут же угоняли вниз. С предпоследнего на последний этаж поднимались пешком. Лидочка открыла нам сразу. Будто, бедняжка, торчала за дверью и караулила. В каком-то смысле так оно и было: в коридоре стоял стул, на нем она, очевидно, и сидела, прислушиваясь к каждому шороху на лестничной клетке.

– Что?! Стас вам звонил?!

Лидочка вцепилась в меня и слегка встряхнула, требуя немедленного ответа. Пока я соображала, как и что именно сказать ей в утешение, Наташка заревела. Лидочка ослабила хватку, руки бессильно скользнули вниз. Она сразу стала похожа на поникшую ромашку с опущенными книзу лепестками, молча развернулась и, придерживаясь руками за стену, поплелась в комнату. Уже оттуда донесся ее истеричный крик:

– Я вам не верю! Он жив! С ним ничего не могло случиться!

– Ну да! – проорала я из коридора, жестами порицая подругу за невероятный садизм. Нашла время для слез! – А с чего вдруг такие панические мысли о смерти Стаса?! С таким грузом чужого опыта за плечами он в любой ситуации найдет выход!

Лидочка снова появилась в коридоре. Она бессильно прислонилась к стенке, и я искренне удивилась тому, что не так давно видела собственными глазами стремительное передвижение этой женщины по коридору прокуратуры. В данный момент Лидочка не напоминала даже увядшую ромашку, перед нами стояло уставшее привидение Максимовой Лидии Петровны. Но оно хорошо соображало:

– Если Стас вам не звонил, откуда вы узнали, что он пропал?