Доктор Ф. и другие - Вадим Сухачевский Страница 7

Мы уже выходили из этой берлоги, когда Афанасий вдруг ошалело прошептал:

— Чую!..

— Что, уже?!.. — с испугом спросил дядя. Он трясущимися руками надел очки и почему-то стал разглядывать босые, грязные ноги Афанасия. Наверно, что-то в их виде, действительно, внушало страх – дядя вдруг запричитал: – Афоня, голубчик, предупреждать же надо! Нельзя же, братец, вот так вот, при посторонних!.. Ну потерпи, голубчик, чуток еще потерпи!.. — Не отрывая взгляда от Афанасиевых ступней, он с новой силой стал подталкивать меня к двери.

Однако вытолкать меня из комнаты он не успел.

— Чую! Вже чую! — взревел Афанасий. — Пиихалы!.. — и с этими словами начал неторопливо возноситься вверх.

Дядя сразу обмяк и перестал толкаться. Замерев на месте, мы с ним во все глаза следили за этим полетом. За день я настолько утратил чувство реальности, что даже не смог удивиться в полную силу, только это, должно быть, и спасло меня от окончательного помешательства.

Дядя снова обрел дар речи только после того, как нечистые, мозолистые пятки Афанасия зависли на уровне его очков.

— Идиот! — простонал он. — Скотина пьяная, вот после этого ты кто! Секунду не мог подождать? Что я теперь человеку скажу – об этом ты, дурак, подумал?

Афанасий его не слушал. Плавно покачиваясь в воздухе, он по-военному отдал честь:

— Товарищ енерал-полковник! Гвардии рядовой у запасе, эхстрасенс уторой категории Афанасий Хведорук докладывает! Лэвитация проходит нормально! Самочувствие – тоже у норме, тока трошки у голове шумит!

— Пить надо меньше, тогда б не шумело, — зло сказал дядя. — Что мне твоя дурная башка! Кто датчики подключать будет, кто тебе, олуху, давление смерит? Две недели рожал – и нате! Все коту под хвост!.. Надоел! Завтра же назад поедешь! — Он обнял меня за плечи: – Пошли, малыш. Не обращай на него внимания – больно много чести этому пьяному обормоту.

Тем временем Афанасий поднимался все выше и, войдя в раж, продолжал рапортовать:

— У воздухе усе спокойно! Происшествий нэма! Бачу тилько муху на лустре!.. Товариш енерал-полковник, задание Родины выполнено, дозвольте приступать к посадке! Перехожу на прием…

Вместо ответа дядя только в сердцах сплюнул и снова подтолкнул меня. Под его нажимом я безвольно поплелся в гостиную.

Должно быть, вид у меня был невменяемый.

— Что там еще? — с тревогой спросила Елизавета Васильевна.

Дядя безнадежно махнул рукой.

— Афанасий левитирует, — тусклым голосом ответил он и, ссутулившись, постарев на глазах, шаркающими шагами направился в коридор.

— О, Господи! Ведь говорила, говорила же я тебе! — крикнула ему в спину Елизавета Васильевна. Потом она повернулась к мне: – А вы – вы тоже хороши! Ну какого, скажите, черта вас туда понесло? Я же предупреждала вас, просила как человека – будьте как никогда осторожны!.. — С этими словами она впорхнула в ту комнату, где, так и не получив команды на спуск, должно быть, все еще висел под потолком бедняга Афанасий.

Я остался в гостиной один. Видимо, я впрямь совершил нечто ужасное. Поскольку это наложилось на все мои прежние провинности, то даже надеяться на снисходительность Елизаветы Васильевны я считал себя не вправе. Прощаться с хозяевами не имело смысла – такого рода приличия обязательны только для порядочных гостей.

По-воровски, крадучись, я прошмыгнул в коридор. К счастью, хотя бы на сей раз мне повезло – входная дверь оказалась не запертой.

С изрядной подпалиной в мозгах после всего случившегося я вскочил в лифт и только после того, как нажал кнопку, вспомнил про полет Афанасия. Я почувствовал, что схожу с ума, не в силах найти вразумительное объяснение тому, что видел.

Тот самый швейцар в вестибюле смотрел на меня, как мне показалось, с сочувствием. Не иначе, он догадывался, что это такое для неподготовленного человека – побывать в гостях у моего дяди.

— Что Орест Северьянович – здоровы? — за почтительностью пряча лукавство, спросил он.

В ответ я издал какие-то звуки, мало напоминающие человеческую речь, и пулей вылетел из подъезда.

Только на улице, после нескольких глотков посвежевшего к ночи воздуха у меня в голове забрезжило некое подобие мысли. «Ничего этого не было, — думал я. — Чепуха, фокусы, оптический обман».

…нет ухода без возвращения.

Из китайской «Книги Перемен»

— Стало быть, говорите, украли документики? — раз уже, наверно, в пятнадцатый спрашивал меня молоденький лейтенант; в глазах его туманилась тоска по чему-то мечтательно-далекому…

…В это отделение милиции я попал, перед тем не более получаса проблуждав по ночной Москве и не зная, как мне дальше быть. Такая неприкаянная, слоняющаяся, явно с затемненным сознанием фигура, понятно, вызвала интерес первого же милицейского поста. Еще от силы пара минут понадобилось вызванной ими патрульной машине, чтобы доставить меня в должное место.

— …Стало быть, украли?..

* * *

(По телефону)

— …Убёг?!.. Что ты мне там………………., тебя в задницу?! Как это вот так – взял и убёг?!..

— Ну, с этим-то не проблема. Айн момент…

— «Айн момент»… Всё, небось, штучки твои?

— Да какие штучки?.. И потом, надо ж было все-таки проверить парня на вшивость.

— Допроверялся… Ну и как? Слабоват?

— Не то чтоб совсем. Я бы сказал – фифти-фифти.

— Чё?!.. Ты мне давай по-русски говори! К делу приспосабливать можно? Если его к семнадцатому номеру подпустить – как полагаешь, выдюжит?

— Приспособить-то приспособим, куда ж деваться – последнее связующее звено… Только не с ходу – по малу, полегонечку…

— Конкретней.

— Завезти туда, к вам… Для пустячной какой-нибудь работенки… Скажем, начать операцию под кодовым названием «Мемуар»…

— Господи, опять!.. А ежели – как в прошлый раз?

— Ну, надеюсь, сейчас – без накладок… А там, глядишь, «дофин» втянется, попривыкнет, нервишками поокрепнет – тогда можно и начинать… Вот, к примеру, пока с мемуаром вашим разбирается, мы-то его и попроверим… С той же Лаймой хотя бы… Главное, чтоб сразу – в самую гущу…

— М-м… А что, тоже чем не дело?.. Мудёр, мудёр… Только ж убёг…. его в….

— Говорю же – пустяки. Других бы забот не было! Деваться ему некуда, он уже из всех списков – тю-тю.

— Ну-ну… Только давай без этих твоих!

— Было б о чем говорить…