Цвет крови - Деклан Хьюз Страница 7

После дюжины звонков мне ответил мужской голос:

— Гостиница «Вудпарк»?

Я немного подумал.

— Алло?

— У вас есть что-нибудь сегодня вечером? — спросил я.

— Вечеринка по поводу Хэллоуина с десяти до двух, конкурс музыкальных групп, билет стоит двадцать евро.

— Спасибо, — сказал я и повесил трубку. Гостиница «Вудпарк». Я подумал, что это не в духе Эмили Говард. Хотя что я о ней знаю? Не больше, чем все остальные.

В гостиной Джессика сидела за столом, сложив руки на груди, слегка наклонив голову и спрятав скрещенные ноги под стул. Она выглядела утомленной, лет на десять старше встретившей меня женщины. Своей позой она, казалось, стремилась уменьшить пространство, занимаемое ее телом, и я внезапно вспомнил, что́ она мне напоминала: перепады настроения — от сексуального эксгибиционизма до физического измождения, от ярости до безразличия, холодной объективности и слез. Она напомнила мне тех потерявшихся девушек, которых я пытался спасти от порнографов Сан-Фернандо-Вэлли, или, вернее, какими они станут через двадцать лет: глаза все еще блестящие, но жесткие, души холодные, будто умершие.

Она обрадовалась, увидев меня, и показала на листок бумаги, лежащий на столе.

— Дэвид Брэди был бойфрендом Эмили последние два года. Вот его адрес и номер мобильного телефона. И фотографии, здесь они вместе. Полный отпад: я бы точно не устояла — бедра такие, умереть можно. А сейчас она встречается с другим парнем, его зовут Джерри… черт, дальше не помню, уж извините. Он работал барменом в регби-клубе; не уверена, что он все еще там работает. Да, и группа у них называется… как иначе называют лобное место? Ну, где еще Христа распяли?

— Голгофа, — подсказал я.

— Правильно. Его группа называется «Погребальный костер Голгофы».

На ее красивом грустном лице появилась слабая улыбка.

— Можете представить, какие звуки они издают.

Она взяла книгу и зонтик и направилась вместе со мной к двери. Пока она запирала дверь, я вспомнил об Эллис Миллер и ее книгах.

— Джессика, Эмили ходила к какому-нибудь психотерапевту?

— Нет. Во всяком случае, я ни о чем таком не знаю. Но я бы не удивилась… хотя нет. Шейн не стал бы такое от меня скрывать. Нет, к психотерапевтам она не ходила.

— А вы?

Ее стройная фигура согнулась под напором начавшегося ливня. Джессика Говард криво улыбнулась мне и направилась к машине.

— Мне уже никакая терапия не поможет, Эд, — сказала она не оборачиваясь. — Я уже на другой стороне.

Она села в «порше», направила машину вниз по холму и скрылась в густом тумане.

Я пошел к своей машине. Я ездил на ядовито-зеленом «вольво». Автомобиль принадлежал еще моему отцу, и хотя мы с ним никогда не встречались, я почему-то верил, что машина помогает мне сохранить веру в его память. Кто-то оставил под «дворником» белый конверт, уже намокший от дождя. Я вытащил его, сел в машину и открыл конверт. Внутри оказалась карточка с приглашением на мессу. Имя покойного было Стивен Кейси, а поминовение было назначено на «День поминовения усопших, 1985». День этот приходился на второе ноября, через два дня. Я сунул карточку в карман пиджака. Прежде чем я получил возможность повернуть машину, мимо меня промчался черный «мерседес» шириной с дорогу. За рулем сидел Шейн Говард.

Томми Оуэнс завязал с выпивкой и наркотиками, потому что оказался без денег, так как не мог удержаться на работе из-за выпивки и наркотиков, которыми он увлекался, и его бывшая не разрешала ему видеться с дочкой, пока он не приведет себя в порядок. Томми давалось нелегко постоянно быть трезвым, а мне переносить трезвого Томми тоже было трудно, поскольку он неофициально возложил на меня обязанности своего спонсора. Я объяснил ему, что раз я сам бросать пить не собираюсь, это скорее всего не самая светлая идея, но он настаивал, утверждая, что если ему придется иметь дело с каким-нибудь ханжой и негодяем в восторге от себя из-за того, что бросил пить, то он запьет снова. На практике все сводилось только к тому, что я позволял Томми болтаться у меня в квартире, спать на полу и вообще чувствовать себя как дома, когда ему этого хотелось, да еще вытаскивать его из всяких мелких заварушек, в которые он постоянно попадал. Я в любом случае этим занимался. Новостью было желание Томми принимать участие в делах, над которыми я работал, обсуждать эти дела и давать мне советы. Сначала я сопротивлялся, потому что моя работа и без того была достаточно сложной и во многом зависела от инстинкта и интуиции, а вмешательство могло сильно навредить, особенно если имеешь дело с путаницей в мозгах Томми. Не говоря уже о конфиденциальности. Но его редеющие мягкие волосы и пустые попытки отрастить бороду не единственные черты, делавшие Томми похожим на старую леди: он знал всех в Сифилде, Бельвью, Каслхилле и окрестностях, а также все об этих людях. Он всегда знал это, еще с детства: кто где жил, кто жил в этом месте до нынешних обитателей, кто процветал, а кто балансировал на грани банкротства, кто чем занимался, — ему до всех было дело, кроме себя самого. Поэтому когда я обнаружил на автоответчике три послания от Томми, где он спрашивал, какие у меня дела с Шейном Говардом, я позвонил ему и обрисовал дело только в общих чертах. Я так делал всегда, потому что не мог отделаться от подозрения, что, услышав какую-нибудь смачную новость, он продаст ее в ближайшем кабаке за выпивку и грамм кокаина. Но не на этот раз. Едва он услышал имя Дэвида Брэди, он заявил мне, что я должен немедленно увидеться с ним в моем доме в Кварри-Филдс.

Хотя я в этом доме родился, я не бывал в нем такое долгое время, что теперь никак не мог привыкнуть называть его моим, несмотря на то что никто, кроме меня, не платил огромные деньги по закладной, взятой под дом моей матерью, дабы не знать нужды в старости, до которой ей не довелось дожить. Дом являлся полуотдельным, построен в пятидесятые годы и видел лучшие денечки. Я ничего не делал снаружи, чтобы привести его в порядок, разве что сломал пристроенный гараж да построил стену с калиткой по периметру. Там, где убирали бетон, вскопали землю, и я набросал туда семян травы — ничего другого не смог придумать. Я вообще до сих пор считал, что там водятся привидения. Томми ужасно разгневался и заявил, что я хочу иметь «лужайку бизнесмена величиной с гребаный бильярдный стол». Он когда-то работал на моего отца и восстановил стоявший в гараже «вольво», поэтому считал, что имеет право голоса по поводу освободившегося пространства. Он начал укладывать камни и гальку, которые воровал со своей случайной работы, сажал кусты, а между ними — вереск. У дома росли падубы, тис и кипарисы, поэтому Томми посадил такие же деревья и вдоль дорожки, добавив лавр, чтобы казалось погуще. В результате получилась симпатичная дорожка, бегущая к калитке из остроконечных черных штакетин, пропускавших свет. Он здорово поработал, и я был ему благодарен.

Внутри я всего лишь отдраил песком и покрасил полы и выкрасил потолок и стены в белый цвет. Мебели у меня имелось не много, но я купил коричневый кожаный диван, достаточно длинный, чтобы завалиться на нем спать в пьяном виде и не проснуться при этом с деформированным позвоночником. Сейчас на этом диване сидел Томми, держа в руках два пульта дистанционного управления. Я сел рядом, и он протянул мне пульт от видеомагнитофона.