Тайна "Сиракузского кодекса" - Джим Нисбет Страница 7

Она взяла мою ладонь, положила ее на середину руля за своей спиной и накрыла своей ладонью. Легчайший нажим включил бы гудок. Она сцепилась со мной взглядом. Она прижалась ко мне. Из ее влажных полуоткрытых губ вырвался нежданный вздох.

— Не надо, — предложил я. — Не надо этого портить.

— Ох, милый, — сказала она. — Ты каждый раз оказываешься прав.

— Верно, — подтвердил я. — Все три раза, как ты слышала мой голос.

Мы поцеловались.

Желание обволокло нас. В миг проникновения она закрыла глаза и закусила губу, воплощение сосредоточенности, как будто ни одна посторонняя мелочь жизни не смела отвлечь ее от этого нежного безвременья, и, конечно, ничто, кроме него, не имело значения. Классическое украденное мгновенье. Маленькие бурундучки-психиатры, поселившиеся у меня в чердаке, отнесли ее к типу женщин, состоящих в браке без любви, которые многое могли бы и хотели отдать, да только некому взять. И без всяких бурундучков было ясно, что моя страсть объясняется слишком затянувшимся одиночеством мужчины, который, выразив должное раскаяние, и не думает отказываться от того, в чем нуждается. К тому времени, как мы вспомнили о разговорах, дыхании, передышке и вообще о чем-нибудь, был четвертый час утра.

Мы перебрались на пассажирское сидение и завернулись в стеганую накидку на кресло: двое детей, оставшихся на эту минуту без присмотра.

— За такие дела людей вышвыривают из армии.

— Лучше бы они пользовались первой попавшейся служебной машиной со стеганым одеялом.

— Это здорово сэкономило бы деньги налогоплательщикам.

— И люди в мундирах знали бы, за что они сражаются.

— Зато политики остались бы без работы.

Фонарь над крыльцом еще светился, как и два окошка на втором этаже. Я говорю «фонарь», но можно бы назвать его и садовым светильником. Хотя выглядел он как старинный фонарь, подвешенный на двух пересекающихся крестом цепях, и по величине каждый плафон походил на заднюю фару мотоцикла. Внутри матовых желтоватых шаров словно мерцало газовое пламя. И слово «крыльцо» я использую за неимением более подходящего, если только «портик» не передает также и величия размеров. Может быть, муж, склонный к показному величию, увидев, что жена его желанна для другого, сумеет заново открыть для себя ее красоту и снова возжелать ее? Чем он воспользуется, чтобы восстановить свои права? Ружьем для охоты на слонов? Наемным громилой? Проколотой шиной в грузовике соперника?

Рени не открывала глаз и, кажется, задремала. Пряди влажных волос прилипли к ее вискам. Я нежно поправил их. Она открыла глаза, увидела меня и, улыбнувшись, закрыла их снова. В этом откровенном уверенном любовном покое не осталось ничего от опьянения, которому я недавно был свидетелем. Но зачем сравнивать? Алкоголь из любого сделает мартышку. И вообще думать об этом не стоило. Мне нравилось лежать в коконе из стеганого пледа, нравилось, что именно эта женщина уснула на моем плече и думать не думает о том, где сейчас ее одежда. Что значит рядом с этим выпивка с вечера и стаканчик на опохмелку с утра?

— Мы уже закончили сражение? — пробормотала она, не открывая глаз.

Вот так вопрос! Что, если я отвечу «да»? Она оденется, выйдет на дорожку и уйдет навсегда? А может, оно и к лучшему? Одно дело — провести несколько часов под автомобильным пледом с чужой женой. А как насчет продолжения?.. Дай два звонка и повесь трубку, анонимные номера в гостиницах, не звони мне, я сама тебе позвоню, когда ты будешь нужен… то есть когда у меня будет возможность — короче, душная таинственность адюльтера? Неужели мы докатились бы до такого? Того, что мы успели дать друг другу, хватило бы на полгода, а то и на год донжуанства, по что-то более серьезное вскоре станет невозможным. Прежде всего, мне окажется не по карману уже третий, а то и второй ужин из тех, к каким она привыкла, — не говоря уж об оплате счетов за электричество для этого фонаря. И поначалу она скажет «пустяки» и захочет расплатиться по счету с кредитной карточки мужа. А я откажусь наотрез, потому что не могу одновременно наставлять человеку рога и заставлять его за это платить. И я выложу все, что у меня найдется в кошельке, и этого чуть-чуть не хватит на счет, не говоря о чаевых, и мне придется все-таки позволить ей воспользоваться кредиткой. Я буду неуклюже настаивать, чтобы она взяла хотя бы те наличные, какие у меня есть, и она небрежно, вовсе не желая проявлять презрение или обижать, смахнет их в свою сумочку, не считая. А потом, когда мы заглянем в какой-нибудь бар, чтобы пропустить «ночной колпачок», расплачиваться за выпивку придется ей. Это самого толстокожего заставит спуститься с небес на землю. Только для большинства мужчин такая жизнь через пару месяцев становится смесью стыда и желания, нищеты и натянутого понимания, гордости и прелюбодеяния, и жажды, и жалких оправданий, мол, в мобильном батарея села или пикап не в порядке…

Поэтому я сказал:

— Мы оба победили.

И добавил:

— Ты хотела бы закончить войну?

Не открывая глаз, она улыбнулась и прижалась ко мне еще тесней.

— Мне нравится с тобой сражаться. Как там тебя зовут.

Едва я открыл рот, чтобы ответить, она добавила:

— А как насчет номера телефона? У тебя здесь есть телефон? В комплект к одеялу, я хочу сказать.

— Будь у меня здесь телефон, мне бы пришлось от него избавиться, чтобы не слышать, как он вечно не звонит.

— Ах, мистер Одинокое Сердце! — Она открыла глаза. — Тебя женщины так и достают!

— Это надо понимать как комплимент? Или объяснение, почему женщины, достающие меня, не звонят на мой несуществующий встроенный мобильный… автомобильный, так сказать.

Она покачала головой.

— Тебе нужны девушки.

Я удержался от напрашивающегося заявления, что она ничего обо мне не знает.

— Ясное дело, — равнодушно сказал я, — они мне звонят из Общества Кусто, из «Гринпис», из клуба «Сьерра», из штаб-квартиры Демократической партии… Они умирают от желания со мной поговорить, и эта привилегия обходится мне всего в тридцать-сорок долларов в год.

Она внимательно смотрела на меня. Я отвел взгляд.

— Как трогательно, — сказала она.

Я пожал плечами.

— Так вот, я с ними разговариваю. Все они — славные девушки. И женщины тоже. Истинные сторонницы либеральных ценностей. Я мог бы добавить, что все они звонят издалека, из Вашингтона, округ Колумбия, так что мне не просочиться по телефонному проводу, чтобы изнасиловать их.

— Они не знают, чего тебе не хватает.

— Это садизм? Или мазохизм?

— Что ты с ними обсуждаешь?

— Проблемы окружающей среды, садизма, финансового обеспечения разведывательных работ в поисках нефтяных источников у парка «Золотые Ворота». Тема ничего не значит. Вся штука в том, чтобы превратить любую фразу в сексуальную метафору.