Ярость богов - Елена Чалова Страница 7

В Москве второй день мела метель. Зима, как всегда, оказалась странно неожиданной и мало предсказуемой. Она подкралась татем и ударила морозом, совершенно позабыв о снеге, и все вокруг превратилось в серый холод. Холодными и серыми были земля, дома, деревья и настроение большинства прохожих.

Затем наступила оттепель, и пошел дождь, потом снег, а потом снова дождь; и так продолжалось до тех пор, пока дороги и тротуары не превратились в нечто непотребное. Доблестные коммунальные службы вели неравный бой с непогодой, и по телевизору регулярно показывали чиновников из мэрии, которые всячески стремились выглядеть строго и мужественно, что не просто, когда у тебя два подбородка и ты давно не ступал ногой на тот самый тротуар, о котором так убедительно рассуждаешь.

Бой с грязью и лужами все еще шел, но тут опять ударили заморозки и началась метель. Город превратился в несусветное и фантасмагорическое место. Больше всего происходящее напоминало съемки какого-нибудь фильма-катастрофы. Ну вы же наверняка видели такое американское кино: люди бегут из города, чтобы спастись от вулкана, эпидемии, землетрясения, бешеных тараканов. На шоссе выстраиваются длинные пробки, и в конце концов кто-то не выдерживает, бросает машину и бредет дальше пешком. Вот и в Москве некоторые водители бросали свои авто – порой весьма шикарные лексусы или мерседесы – и пытались добраться до места важной встречи своим ходом.

Очень забавно бывает видеть таких бедолаг в метро. Опаздывая на важную встречу или на свидание к капризной женщине, они рискуют спуститься в душный зев подземки. Сначала мыкаются подле автоматов, не зная, что делать с тем картонным квадратиком, что им дали в кассе. В памяти всплывают отрывочные и безнадежно устаревшие сведения о том, что билетик нужно куда-то засунуть или хотя бы прокомпостировать. Потом они долго стоят у схемы метрополитена, пытаясь сообразить, куда, черт возьми, делась Площадь Свердлова? Один экземпляр из тех, что помоложе, и про Площадь Свердлова и Кировскую вообще ничего не знал, ужасно возмущался, что на схеме метро нет названий улиц.

– Ну и как я узнаю, куда ехать?

Те, кто остался верен своим машинкам, старались скрасить время как могли. Они слушали радио, участвовали в глупых викторинах и писали смс-ки с сообщениями о том, как и где они стоят. Они флиртовали с водителями и пассажирами соседних машин. Читали электронные книги, писали квартальные отчеты на ноутбуках. Время от времени кто-то распахивал дверь и отбегал к бортику справить нужду. А что делать? Пусть лучше лопнет моя совесть, как говорится.

На второй день город опустел. Люди с утра смотрели в окно и либо ехали на работу на транспорте, либо вообще оставались дома – улицы застилала сплошная белая пелена. Теперь снег не сыпал злой крупой, как вчера, но валил крупными хлопьями, дворы полнились сугробами, и вот уже только по габаритам можно было отличить «мерседес» от какой-нибудь «пятерки».

Взрослые ругались, переживали и расстраивались, потому что им трудно стало добираться до работы и магазинов. А дети тихо радовались, так как твердо знали – скоро они смогут кататься с горок и падать в пушистые сугробы.

К обеду снег вдруг прекратился и город не узнал сам себя: он был чист и бел. Тянет добавить – и тих. Но это неправда. В городе никогда не бывает тихо: гул моторов, шорох шин, музыка и гомон людей поднимаются и опадают волнами, усиливаясь с утра и ослабевая ночью, но не замолкая ни на минуту. Даже если ночью вы забредете в старые и уже не слишком жилые улочки или в какой-нибудь двор в спальном районе, и в пределах видимости не будет ни одного источника шума – просто прислушайтесь. Все равно вы уловите звук: гул и шорох, гудок или скрип – это дышит и ворочается город.

Пока самолет нес Мири из относительно теплой Европы в московское царство льда и снега, ей приснился странный и тяжкий сон. Услышанные когда-то давно легенды и дремлющие в памяти яркие образы сплелись в неприятно реальную историю, затянув Мири в темный омут прошлого, где

…кони шли шагом. Влад мерно покачивался в седле, прикрыв глаза и думая о своем. Бояре, ехавшие чуть сзади, не осмеливались даже переговариваться, с опаской поглядывая на молодого господаря. Хотя какой он, к бесу, господарь! Кукла, присланная турецким султаном, чтобы занять трон Валахии. Его отец был сильным правителем и таким же обещал стать его старший брат – Мирчи, названный в честь деда… Султан опасался господаря Влада и двое его младших сыновей были взяты заложниками, чтобы гарантировать примерное поведение влашского господаря… ибо донесли султану, что господарь Влад вступил в орден Дракона, созданный императором Сигизмундом и кровью своей клялся бороться с турками и сделать родину и народ свой свободным от владычества нехристей. Он и подписывать документы потом стал как Влад Дракон, Дракул на старо-румынском, что, может, было и гордо, но не совсем мудро, ибо турецкий султан не замедлил принять ответные меры. Подкупленные им бояре убили господаря и его старшего сына, потому что султан не хотел видеть Валахию независимой и сильной. И теперь на трон сядет Влад Третий, и кто знает, чего можно ожидать от мальчишки, выросшего вдали от дома.

Его увезли из Валахии, когда ему едва исполнилось двенадцать, а теперь ему семнадцать и он совсем не похож на отца. Худой, даже тщедушный, с острым носом и желтоватым, неподвижным лицом, подросток не понравился боярам. Он всю дорогу молчал, открывал рот, только чтобы сказать: хочу пить, хочу есть. Ни разу не улыбнулся, но любому делалось не по себе, если молодой господарь смотрел на него своим внимательным и странно пристальным взглядом.

Владу было холодно. Он кутался в подбитую мехом куртку и с удовольствием накинул бы еще и плащ, но не хотелось вызвать насмешки бояр. Они все ехали, расстегнув вороты, не замечая, что иней лежит на траве и изо рта паром вылетает дыхание. Как же холодно… Или это от страха? Бывало с ним такое, еще с детских лет. Если мальчик чего-то сильно пугался, то впадал в ступор, и не было сил пошевелить ни рукой, ни ногой. Впрочем, он больше не ребенок. Его детство кончилось в двенадцаьт лет, когда отец отправил его заложником к туркам. Хотя, впрочем, что это было за детство? Мрачный и холодный замок. Бесконечные упражнения с мечом. Этого не ешь, не пей даже воды, не дав вначале собаке попробовать, ибо тебя могут отравить. Никогда не садись спиной к окну – оттуда может прилететь стрела. Не верь никому. Никому и никогда. Влад не знал, чему другие люди учат своих детей, но его учили именно этому. Отец готовил его к войне, войне длиною в жизнь, ибо такова была судьба влашских господарей.

Влад вспомнил, как отец взял его с собой на посвящение в рыцари ордена Дракона. Ему было тогда пять лет, но так сильно увиденное повлияло на мальчика, что он сохранил в памяти зал в старинном замке, освещенный факелами. Много факелов горело на стенах, но потолок уходил вверх так высоко, что тьма все равно висела над головами. И где-то там, наверху, словно духи или драконы, шевелились и хлопали крыльями ночные птицы. Рыцари стояли вокруг грубого каменного алтаря. Там был крест, священная книга, чаша. Мальчик не слушал торжественных речей и клятв, он просто с любопытством разглядывал все, что видел вокруг: богато украшенное оружие князей, их решительные, суровые лица, факелы, алтарь; кое-где на стенах висели гобелены и оружие или головы убитых на охоте животных.