Удачи тебе, сыщик! - Николай Леонов Страница 7

– Как же такого гиганта без вас усыпить можно? Он что же, ветеринара подпускает?

– Зачем? – удивился Рогожин. – Техника отработана, шприц заряжают, чем положено, вставляют в специальную трубку и выдувают, как выстреливают. Куда попасть, ветеринар знает, Григорий на полчасика и отрубается.

Артист неожиданно рассмеялся, медведь в ответ ухнул, завозился, тряхнул клетку.

– Но программа на том не кончилась, – объяснил свой смех Рогожин. – Григорий прилег, таможенник понятых пригласил, клетку обшарил, там, кроме медвежьего говна, прибрать в дороге не успели, ничегошеньки. Мальчишка каблуком по доскам стучит, пищит, мол, под полом желает осмотреть. Ну желать-то чего угодно позволено, только как триста с лишним килограммов живого веса с места сдвинуть? Да ежели они проснутся? Когда в клетке ничего не нашли, люди повеселели, на меня уж не скалятся, озорно подмигивают. Я же не употребляю, поэтому водка к тому моменту до места прибежала, меня размагнитила, стою расслабленный, вдруг за спиной как рявкнут, что мой ротный старшина:

– Кончай цирк! Дорогу артистам!

Я повернулся, начальника таможни не узнаю, щеки на положенном месте, глаза открылись, умные, с хитринкой, снизу на меня смотрят, не мигают. Народ весело забегал, клетку в трайлер покатили, моторы ожили. А начальник приятным баритоном говорит:

– Вы, уважаемый Михаил Семенович, своему напарнику шалить не позволяете, иначе он вас слопал бы. Так и я спускать неповиновение права не имею. Сегодня медведь не вышел, завтра груз нет возможности разобрать либо дверь заклинило, да и вообще, вертухай, пошел бы ты по известному адресу. Так что мы с вами, считаю, по краям, желаю удачи, всего вам наилучшего. А что клеточка пустая и под полом у вас ничего нет, я и не сомневался. И последнее, – он мне подмигнул, – к сожалению, на горьком опыте испытал, водка ни черта не помогает.

– Ну как, полковник? – Рогожин взглянул на Гурова снисходительно. – В человека не залезешь, никак его не поймешь. Потому я твоей работе не только не завидую, ну просто не приведи Господь.

Сыщик согласно кивнул и сказал:

– Человек – это звучит гордо? Человек – это звучит загадочно. Так, Михалыч, значит, вас все-таки таможня не досматривает.

– Слух быстрее звука, – улыбнулся Рогожин. – К тому же звук величина постоянная, а слух, как лавина с гор, чем дольше летит, тем страшнее. Сначала прошелестело, что Григорий таможенника покалечил, вскоре, что задрал, потом окровавленные трупы начали, не считая, выносить. Сегодня на таможню прибываешь, сразу объявляют: «Миша и Гоша? Проходи!»

– Значит, нет худа без добра, и я пью контрабандное виски, – подвел итог сыщик и быстро сменил тему: – Вы с тем мясом как поступили?

– В канализацию спустил.

– Значит, Ивану Ивановичу рассказали?

– Зачем? Я на базаре пару килограммов купил, парню отдал.

– А дохлые собаки?

– Ветеринарка увезла.

– Значит, концов не найти, – сказал сыщик. – Плохо. Мне хотелось бы знать, чем конкретно травили.

– Обижаете, полковник, – артист подошел к стоявшему в углу холодильнику, вынул из заморозки заиндевевший комок фольги, положил на стол.

– Вы умница, Михалыч, – сыщик тронул фольгу пальцем, спросил: – Тогда вы и треснувшее в тот вечер перед вашим носом окно тоже найти можете?

– Обязательно. Пулю искать будете?

– Все-то вы знаете, – Гуров на Рогожина не смотрел, потому что артист с каждой минутой нравился ему все меньше. – А выстрела не слышали?

– Не слышал, – Рогожин пожал могучими плечами. – Так, я полагаю, в таких случаях глушителем пользуются…

– Да, случается, – ответил неопределенно сыщик, пытаясь найти ответ, почему странный приятель генерала Орлова, такой сильный и, казалось бы, открытый, так внезапно разонравился?

Гуров хотел затянувшийся разговор закончить, передумал и, допив виски, спросил:

– Не торопитесь? Тогда по чашечке чая на дорогу.

Рогожин взглянул на часы и начал возиться со своими баночками и пакетиками, а Гуров отошел к клетке, только встал уже у противоположной стены. Сыщик не разглядывал знаменитого Гошу, хотел побыть от артиста в отдалении, скрыть свое напряжение и сориентироваться.

«Так что все-таки произошло? Что насторожило? Держится человек уверенно, раскованно, что часто присуще артистам. Но какая-то в нем двойственность есть, точнее раздвоенность. Человека во многом определяет речь, манера говорить, словарный запас. Рогожин же говорил как бы на двух языках. В основном он объяснялся на простецком, даже мягко-блатном и тут же произнесет несколько фраз на литературном, с претензией на изысканность. Орлов познакомился с Рогожиным около сорока лет назад, виделись они крайне редко, так что характеристики, данные генералом, следует забыть. Я запутался, необходимо сосредоточиться, все отбросить и попытаться выяснить лично для себя, как в детстве, хороший перед тобой человек или плохой?»

Сыщик давно изобрел нехитрый тест, помогающий почти безошибочно получить ответ на столь сложный вопрос. Гуров подозревал, что изобрел велосипед, на котором катались еще несколько веков назад, но сыщик на свое детище и не пытался приобрести патент, применял при необходимости, не мучаясь вопросом: придумал он новое или использует давно забытое старое.

Свежий чай имел иной букет и понравился Гурову еще больше, о чем он и сообщил Рогожину.

– Спасибо. Я кофе не отрицаю, но чай значительно богаче, разнообразнее, если так можно выразиться – палитра шире. Искусство заварить невелико, необходимы настоящий чай и дополнительные компоненты. Я езжу, имею эту возможность, а не будет, значит, не будет, такова жизнь, – Рогожин поставил пустую пиалу и спросил: – Так что еще тебя интересует, полковник?

– Из работников цирка либо артистов сегодняшней программы вы никого не подозреваете в чем-либо дурном?

– Нет, – решительно ответил артист, и было понятно, что он над этим вопросом уже ломал голову.

– Кто здесь директор?

– Так ясно же, Лешка Колесников.

– Что он за человек?

– Нормальный, иначе я бы сюда не приехал. В молодости кувыркался на арене, акробат, нижний. Однажды ему в плечо неудачно пришли, какой-то нерв придавили и с позвоночником чего-то, заметил, он слегка подбородком дергает, словно ему воротник жмет. С ареной Лешке пришлось расстаться, переживал шибко и заболел, – Рогожин щелкнул себя по горлу. – В России болезнь популярная, уже совсем доходил, но выбрался, причем сам, без врачей и химии, с тех пор ни грамма. Был администратором, шестой-седьмой год, как директор. С виду Лешка простак, но не верь, мужик серьезный, держит всех! – артист сжал пальцы в кулак. – По старым меркам, а уж по нынешним тем более, Лешка мужик деловой, но порядочный.

– Ну, а Сильвер?

– Та же и история, под копирку. Выступал, сломался, охромел, заболел тем же, на дно опустился. Лешка его, считай, из канализации вытащил. Сегодня в цирке такой закон, выкурил сигарету – сто рублей, выпил – тысяча. Так что ты, полковник, здесь навыступал, – Рогожин указал на стакан и окурки, – соответственно. Однако Михаил Рогожин некоторым образом государство в государстве, и находишься ты под моей защитой. Сильвер хитер, оборотист, торгует, подворовывает помалу, да и не помалу тоже, но парень верный, слово держит, патриот цирка. Как мне доложили, когда цены отпустили, рубль изничтожился и надвинулся голод, Сильвер многодетную семью собой подпер, практически содержит.