Остров Южный Камуи - Нисимура Кетаро Страница 7

Весть об эпидемии в мгновение ока разлетелась по всему острову. Скорость, с которой разнеслись слухи, была просто невероятна. Тут, наверное, сработали два фактора: малый размер самого острова и сознание общности судьбы у островитян. С почты я связался по телефону с больницей на Центральном Камуи. Соединили сразу, но, то ли из-за атмосферных условий, то ли из-за дефектов аппарата, телефон страшно фонил и было очень плохо слышно. Я невольно повысил голос до крика.

— Это говорит врач с острова Южный Камуи. Я прибыл сюда три дня назад, — прокричал я в трубку.

Голова снова слегка кружилась.

— У нас на острове вспыхнула эпидемия…

Когда я произнёс название болезни, врач на том конце провода только охнул:

— Неужели правда?!

— Сомнений нет. И опыт на животном подтвердил — реакция положительная…

Я подробно обрисовал эксперимент на кошке. Мой собеседник слушал молча, потом сказал:

— Что ж, тогда и в самом деле всё так, но только странно…

— Что именно?

— Этой болезни на острове Южный Камуи ни в недавнее время, ни в старину сроду не бывало. Непонятно, как занесли инфекцию. Писали, что в последнее время были зафиксированы случаи в Гонконге, в Юго-Восточной Азии, но я не слыхал, чтобы какие-то путешественники оттуда забрели на Южный Камуи.

Я на мгновение лишился дара речи. Пребывая в шоке, связанном с появлением страшной эпидемии и сознания, что я тоже заразился ею, я боялся даже подумать о том, кто является истинным разносчиком и первопричиной инфекции. То есть, скорее, я бессознательно гнал от себя эту мысль.

Конечно, иначе и быть не могло — только пришелец мог занести бациллы болезни на этот остров. А пришельцев только двое — я да коммивояжёр. Едва ли коммивояжёр в последнее время путешествовал по Гонконгу или странам Юго-Восточной Азии. При его болтливости он бы не преминул похвастаться и рассказать о такой зарубежной поездке. Значит, остаюсь только я. Непосредственно перед отъездом на остров я как раз развлекался в Гонконге. Тошноту я чувствовал уже тогда, когда плыл в лодке с корабля до причала. Вне всякого сомнения, я и был разносчиком болезни. Как врач я оказывался в двойственном, весьма затруднительном положении.

— Что там у вас, что-то случилось? — раздался в трубке голос врача с Центрального Камуи.

На линии, как всегда, был страшный шум, и я торопливо сказал:

— Нет-нет, ничего. Так есть у вас там сыворотка?

— Подождите, сейчас посмотрю.

Ожидая ответа, я вытер пот тыльной стороной ладони и огляделся. Участковый, пришедший со мной, уже ушёл, сказав, что беспокоится за больных, оставшихся в гостинице. Вокруг никого не было видно, и я вздохнул с облегчением. Не хотелось бы, чтобы жители острова узнали, кто занёс к ним эпидемию. Я не очень-то понимал этих островитян и доверять им не мог. Меня преследовали тревожные сомнения: а что они сделают, если узнают, что я первопричина этого несчастья? К тому же у меня как у врача было чувство собственного достоинства. Для врача стать разносчиком эпидемии — стыд и позор. Если только прибудет сыворотка, я сделаю себе инъекцию и никому ничего не скажу.

В трубке снова раздался голос:

— В прошлом году, когда разразилась эпидемия в Юго-Восточной Азии, нам на всякий случай прислали сыворотку с Большой земли. Сколько у вас там больных?

— Шестеро, а что?..

Произнеся эти слова, я почувствовал, как чувство тревоги во мне нарастает.

— Значит, шестеро? — прокричал мой собеседник сквозь шум в эфире, — Плохо дело! У меня здесь сыворотки осталось только на пятерых.

— Только на пятерых?

Меня с новой силой охватило смятение. Это уже было чувство растерянности, близкое к паническому страху. Ведь недостача одной порции сыворотки в данной ситуации прямо касалась меня самого.

— А сколько времени потребуется, чтобы доставить её с Большой земли?

— Как ни торопись, а уж не меньше двадцати четырёх часов. К нам на Центральный Камуи могут доставить самолётом, но до вашего острова — только морем. В общем, в лучшем случае двадцать четыре часа.

Эта цифра звучала совершенно обескураживающе.

— Значит, не успеть… — промолвил я чуть слышно.

— Вы, наверное, знаете, что при такой болезни сыворотку необходимо ввести в течение двадцати четырёх часов. А прошло уже двенадцать часов. Что делать! У нас есть только пять порций, — донеслось сквозь шум.

От сознания безнадёжности положения мои нервы были на пределе.

— Ну, в любом случае присылайте поскорее сколько есть…

— А с Большой земли ещё запрашивать?

— Да, пожалуйста. И не говорите никому больше, что сыворотки только на пять человек, — чтобы не вызывать лишних эмоций.

— Ясно. Если вам там нужна помощь, я сам тоже приеду.

— Не надо, — поспешно отказался я.

Если прибудет врач с Центрального Камуи, он быстро вычислит, кто истинный разносчик эпидемии.

— Если сыворотку доставят вовремя, я сам справлюсь. Не беспокойтесь, — сказал я с излишней горячностью и повесил трубку.

Когда я вышел из почтового отделения, солнце по-прежнему ослепительно сияло в небе. Я почувствовал, как к горлу снова подступает тошнота, которая на время отступила под влиянием страшного напряжения.

Положение моё становилось угрожающим. Когда прибудет сыворотка, станет ясно, что одной порции не хватает. И что мне тогда делать? Видимо, пожертвовать собой и ввести сыворотку остальным пятерым больным. Наверное, таков долг врача. В конце концов ведь это же я занёс инфекцию на остров. Вероятно, надо принять на себя ответственность и пожертвовать собой.

Однако умирать мне не хотелось. Жалко было уходить из жизни. Правда, если я приму на себя ответственность, принесу себя в жертву и спасу пятерых больных, я, вероятно, войду в героическую легенду. Только на то, что меня будут чествовать как героя такой легенды, мне было наплевать. Я не желал умирать на этом богом забытом острове.

По дороге к гостинице я пытался найти путь к спасению.

До прибытия сыворотки я решил любой ценой подавлять подступающую тошноту и работать по возможности нормально, не показывая слабости. Для этого я втайне сделал себе тонизирующую инъекцию общеукрепляющего свойства. Дать островитянам понять, что я тоже заражён, было бы равносильно тому, чтобы сообщить им, кто занёс на остров инфекционную бациллу, а такое прозрение легко могло ускорить мою преждевременную кончину.

С той поры, как разнёсся слух об эпидемии, жители острова стали собираться к гостинице. Сначала, увидев, что несколько человек пришли к рёкану, я было решил, что это родственники беспокоятся и хотят разузнать о состоянии пяти пациентов. Однако число любопытствующих стало постепенно расти, и во второй половине дня перед гостиницей собрались почти все триста с лишним жителей острова. Там были и старики, и молодёжь, и дети, в том числе и младенцы, которых матери несли на закорках. Они не кричали, не плакали — просто стояли плотной толпой вокруг рёкана. Час проходил за часом, но они не обнаруживали никакого намерения покинуть территорию. Только некоторые из толпы, устав стоять, присели на корточки, но человеческая стена не распадалась. Все эти обожжённые солнцем лица почти ничего не выражали, и я совершенно не мог себе представить, о чём они думают.