Бог жесток - Сергей Белавкин Страница 7

— Мишуков никому не звонил тем вечером? — собравшись с духом, спросил я.

— Кому звонить-то? — завелся воспитатель. — Кроме Вальки, никого на белом свете не имел, да и с той жил как кошка с собакой. Разве что друзьям-собутыльникам, но и то не при мне. Я ж за ним слежку не устанавливал, своих забот по горло.

Вздохнулось свободнее. Я уверовал в своего ангела-хранителя, почти не труса, не идиота и не алкоголика. Он порхал в загаженном небушке и, словно подбадривая меня, поплевывал на мою лысину и тушил об нее окурки.

— Как преступник проник в здание? — обратился я к Пырину.

— Через дверь черного хода. И даже ее не подламывал.

— Получается, что сторож забыл закрыть ее? Нелогично, если он кого-то опасался. Не мог же он впустить убийцу сам.

— Ничего не получается, — кипел Федор. — Мало ли что он мне плел. Разжалобить, допустим, хотел. А как получил от ворот поворот, так любого с улицы мог позвать, лишь бы сто грамм плеснули. Похмелье ж… С ним не шутят…

— Но вы, разумеется, ничего не видели и не слышали, — закончил я, недобро подмигнув воспитателю.

— Не видел и не слышал, — ответил он дребезжащим от напряжения голосом. — Я спал.

Он не пожал протянутую мною руку. Жанна Гриневская оказалась права. Он дичился людей, видя в них одних врагов. Но была ли это только его вина? В какой-то момент я подумал, не дать ли ему денег, однако посчитал, что тем самым лишь оскорблю чувства маленького человека. Я протянул Пырину свою визитную карточку:

— Сообщите, если еще чего-нибудь вспомните.

— Мне нечего вспоминать, — огрызнулся он, но карточку все же взял.

Деревушка, небольшая и вымирающая, располагалась в низине. Летом — утопающая в зелени яблочных садов, осенью — в непролазной грязи, зимой — в похоронном саване снегов, весной — затопляемая потоками талой воды и глинистой жижи. Сейчас середина октября, самое мерзопакостное время, когда деревья стоят во всей своей тощей неприглядной наготе, а под ногами чавкает сочно и противно. Я не позаботился о резиновых сапогах и теперь, чертыхаясь, скользил в сверкающем месиве по направлению к нужному мне дому.

И вот упираюсь в бревенчатую избу, обветшалую и словно забытую всем миром. На чудом сохранившейся табличке вижу изъеденную ржавчиной семерку. Я никогда не считал себя суеверным, но сейчас грустно усмехаюсь, думая о том, что подобная магическая цифра вряд ли приносила счастье этой семье…

Лицо женщины было матовое и серое, как изжеванная бумага, взгляд — бесцветный и пустой. Льняные, с желтоватым отливом волосы, убранные назад и прихваченные стальными заколками, не расчесывались уже давно. Женщина равнодушно посмотрела на удостоверение частного детектива в моей руке, пожала плечами, произнесла с мертвым спокойствием:

— И что вы пришли? Зачем? Мне уже сообщили, что он сбежал…

Честно говоря, я несколько растерялся, столкнувшись со столь неожиданной реакцией. Слезы, истерики, оскорбления, приказания немедленно уйти, даже рукоприкладство я воспринимал вполне привычно и мог просчитывать свои последующие шаги. Здесь же…

— Кто сбежал? — переспросил я. — Я говорю о вашем внуке.

— И я о нем. Вроде бы его звали Саша.

— Да, Саша, Саша Стрелков, — закивал я. — Вы ведь Зоя Алексеевна Стрелкова?

— Зоя Алексеевна? — Она словно на вкус пробовала свое имя. — Да, так меня зовут…

— Следствие интересуют подробности этого дела. Может быть, вы?..

— Я?.. Почему я? Меня не интересуют никакие подробности.

— Кажется, я что-то недопонимаю, — затряс головой я. — Саша Стрелков действительно ваш внук?

Она жевала свои сухие губы. Страшная отрешенность читалась на ее землистом измученном лице. На меня начинала давить ирреальность происходящего.

— Зоя Алексеевна, он на самом деле ваш внук? — повторил вопрос я.

— Внук?.. Почему внук?.. Он сын моей дочери… — отвечала она.

— Разумеется.

— Но это еще ничего не значит…

— Почему?

— Потому… Потому, что я не хочу говорить о своей дочери. Потому, что я живу лишь для того, чтобы забыть ее.

— Забыть Лену Стрелкову? — Я уже едва сдерживался. Передо мной стояла сумасшедшая.

— Да, забыть Лену Стрелкову. Забыть все, что с ней связано.

— Лена — ваша родная дочь?

— Лена — моя родная дочь. Самая родная. И мне стыдно, что в ней текла моя кровь.

Земля качнулась у меня под ногами, глаза застлал серый туман, и из него вновь выплыло лицо Зои Алексеевны Стрелковой, но теперь это было лицо уродливой жестокой старухи.

— Поймите, я задаю эти вопросы не из праздного любопытства, — сказал я, что есть сил отгоняя жуткое видение. — Сведения нужны для поиска мальчика.

— Да, поиска мальчика… Ищите… Только чем могу помочь я?..

— Давайте для начала пройдем в дом. — Я предпринял робкую попытку к сближению.

— В дом?! — испуганно воскликнула Зоя Алексеевна. — Зачем вам нужен мой дом? Там не осталось ничего ни от Лены, ни тем более… Она убежала отсюда пятнадцать лет назад, едва закончив школу. И с тех пор ни разу не навестила меня. Я узнала, что у нее есть ребенок, вместе с известием о ее смерти.

— Вы не знаете, кто отец мальчика?

— Отец мальчика?

Я уже свыкся с ее манерой переспрашивать и повторять мои слова.

— Я не знаю этого. И не стремлюсь узнать.

— Но ведь что-то толкнуло вашу дочь сбежать из дома?

— Вы говорите о моей дочери? О моей дочери Лене?.. Она была просто неблагодарной… Неблагодарной и глупой, как все подростки ее возраста…

— А не было ли другой причины? — отважился я.

— Другой причины? — Зоя Алексеевна смотрела куда-то вдаль, мимо меня. — А какая может быть еще причина? — шелестели ее безжизненные губы. — Они все неблагодарны и глупы… И еще жестоки к людям, их растившим…

— Нет, причина гораздо проще, — перешел я в наступление, уже не думая о последствиях. — Если я не ошибаюсь, Лене в момент побега было шестнадцать или семнадцать лет. А девушки в этом возрасте уже активно интересуются противоположным полом.

Она не закричала. И не захлопнула дверь перед моим носом. Но ее слова, произнесенные так же тихо и ровно, обожгли мой слух.

— Хотите сказать, что все они шлюхи?

— Это неправильное слово, — осторожно ввернул я. — Если молоденькая девушка и идет по рукам, то делает это не вполне сознательно. И очень сильно страдает от каждой такой связи. А в глубине души все равно мечтает о принце и о том, что называется «большим и светлым».

Зоя Алексеевна недоверчиво выслушала меня.