Блондин на коротком поводке - Наталья Александрова Страница 7

Хотя, похоже, все, кроме меня, так не думают.

Леонид Ильич надул щеки, резко развернулся и удалился строевым шагом, должно быть, отправился инспектировать состояние здоровья своей жены.

Я подняла глаза на Дашку и снова поразилась тому, как она умудряется оставаться красивой в любой ситуации.

Ей шло все — и темные пятна нервного румянца на высоких смуглых скулах, и растерянность в огромных синих глазах, и закушенная мелкими белыми зубами нижняя губа…

Она смотрела на меня с изумленным недоверием и наконец спросила:

— Катя, если ты что-то знаешь обо всем этом… ведь ты мне скажешь?

И вдруг в ее взгляде удивление сменилось злостью и презрением:

— Неужели ты все это задумала, из… из зависти?

Видимо, в моих глазах Дашка увидела такой ужас, что тут же бросилась ко мне, схватила за руки и забормотала больным измученным голосом:

— Прости, прости, Катюша, я не хотела тебя обидеть, не хотела, пожалуйста, прости…

Я вырвала у нее руки, отстранилась и пробормотала:

— Но откуда у него мой платок?

— Да, откуда у него твой платок? — как эхо, повторила за мной Дашка и снова уставилась на меня с прежним недоверием.

Наша милая и весьма плодотворная беседа была самым решительным образом прервана на этом месте. В гостиной раздались быстрые твердые шаги, и на пороге зимнего сада появился высокий лысый мужчина с желтоватым усталым лицом и глубокими тенями под выразительными темно-серыми глазами. Окинув окружающее взглядом и как бы сфотографировав все — и экзотические растения в кадках, и каменную черепаху, и раскинувшегося на полу в странной и неестественной позе Филиппа, и нас с Дашкой — она замерла от неожиданности, чуть приоткрыла рот, словно собираясь что-то сказать, и еще больше похорошела, — мужчина остановился и опустил веки, словно закрыл объектив фотоаппарата.

Это был Алексей Степанович Захаров, полковник какой-то загадочной службы и друг семьи Гусаровых… Впрочем, и по некоторым прежде проскальзывавшим намекам и интонациям, и по сегодняшнему сделанному при нас требовательному звонку, и по тому, как быстро Захаров приехал, отложив все свои дела, можно было сделать вывод, что дружба эта не вполне дружба, а скорее некоторая зависимость, что Захаров наверняка многим обязан Леониду Ильичу и все необходимое для него сделает.

Действительно, за спиной полковника появился хозяин дома и приказным тоном произнес:

— Алексей, ты понимаешь, мне сейчас скандал ни к чему.

Захаров на мгновение поднял веки, и глаза его сверкнули острым, ничего не упускающим взглядом, потом он снова опустил их, подтверждая, что да, он понимает.

— Девочки, выйдите отсюда! — распорядился Гусаров.

Но полковник поднял худую сильную руку и проговорил:

— Нет, постойте! Я должен задать несколько вопросов…

— Алексей, зачем? — поморщился Леонид Ильич. — Я же говорю — мне скандал ни к чему… ты видишь — здесь несчастный случай… Причем лучше будет, если он произошел не здесь, не в моем доме…

— Я все понимаю, — отозвался Захаров, не поднимая век, — это несчастный случай, и он произошел не здесь, но я должен задать несколько вопросов… Я должен знать, знать, что произошло! — Произнося последние слова, Алексей Степанович широко раскрыл глаза и снова обежал все вокруг своим фотографическим взглядом. — Я все понимаю, но и вы меня поймите!

— Даша не в состоянии, — торопливо ответил Леонид Ильич, — она очень расстроена… ты ведь знаешь, что ей сегодня пришлось перенести…

— Ничего страшного, — ответила Дашка голосом христианской мученицы, поднимающейся на костер, голосом очень красивой мученицы, — ничего страшного, Алексей Степанович, спрашивайте!

Захаров начал допрашивать нас по очереди — меня и Дашку, и странное дело — я никак не могла запомнить, о чем шла речь. Я слушала его вопросы, отвечала ему — и тут же забывала, о чем вопрос и свой ответ на него.

Наконец полковник замолчал, опустил веки и произнес:

— Странно… очень странно…

Потом он опустился на корточки возле мертвого Филиппа и начал быстро, внимательно обследовать его одежду.

Я отошла чуть в сторону, очень хотелось побыть одной, прийти в себя, обрести ясность мысли. Размышлять, конечно, в таких условиях невозможно, да у меня и не было на это сил.

Со стороны все происходящее казалось жутким сном, сюрреалистической картиной Сальвадора Дали — экзотические деревья, каменная черепаха, лужа крови на полу и мой вышитый платочек…

Я тряхнула головой, чтобы отогнать боль, стучавшую в виске, и снова подумала, что, если бы не проклятая Дашкина свадьба, ничего бы не случилось.

В тот день я сидела над чудовищным курсовиком по экономике. Внезапно звонок на входной двери залился истеричной трелью. Я оторвалась от компьютера и пошла открывать.

На пороге стояла Дашка, еще более красивая, чем обычно. Щеки ее горели смуглым румянцем, глаза сияли, как два сапфира.

— Стрижова! — завопила она, врываясь в квартиру, и закружила меня по прихожей. — Стрижова, ты не представляешь, что произошло!

— Я представляю, что сейчас произойдет, — ворчливо ответила я, пытаясь вырваться. — Ты разнесешь мою квартиру! Это в твоих роскошных апартаментах можно танцевать вальс и самбу, а у меня прихожая — полтора квадратных метра, мы сейчас затанцуем в туалет и своротим унитаз!

— Катька, не будь занудой! — счастливо расхохоталась Дашка. — Будь нормальным человеком!

— Вот сдам курсовик — и стану, — ответила я, но невольно заулыбалась, подхваченная ее весельем. — Ну, что у тебя случилось? Опять влюбилась?

— Не опять! — прокричала эта сумасшедшая так, что ее было слышно во всех квартирах нашего пятиэтажного дома. — Не опять, а всерьез! По-настоящему! На сто процентов!

— И кто же этот счастливец? — Я осторожно провела ее мимо легко бьющихся предметов домашнего обихода и усадила за кухонный стол. — Кофе будешь?

— Я тебя, наверное, отрываю? — внезапно усовестилась она. — У тебя суровый курсовик?

— Да ладно. — Я отмахнулась, все равно нужно передохнуть, а то мозги уже начали искрить, еще немножко — и будет короткое замыкание. — Ну, рассказывай — кто этот счастливый кекс?

Я понимала: любой был бы рад оказаться у подруги на коротком поводке. Но не сомневалась, что сама Дашка выберет в мужья какого-нибудь симпатичного блондина.

— Ой, ты не представляешь! Он просто совершенство! Просто собрание всех возможных достоинств! Красив, как Бред Питт, сексуален, остроумен, обворожителен… и он без ума от меня!

Я осторожно отобрала у Дашки единственную хрустальную пепельницу, которой она бурно размахивала и норовила запустить в стенку, и одновременно сняла с плиты закипающую кофейную джезву. Я решила попробовать спустить подругу с небес на грешную землю.