Тайна "Красной Москвы" - Ольга Тарасевич Страница 7

А пуще «детского» приказчики брали «народное» мыло. Стоил кусок копейку, копейку и самому бедному человеку на мыло было не жалко.

Пришлось нанимать новых рабочих, потом съезжать из конюшни в более просторное помещение, так как из покупателей постоянно стояла очередь.

Заботы о дочери не мешали Шарлотте живо интересоваться делами мужа. Она придумывала красивые этикетки и новые сорта, помогала выгонять с фабрики пьяниц да воров и при этом ловко считала выручку, расплачивалась с поставщиками.

— Я так счастлив, — признался Анри, зарываясь лицом в мягкие каштановые локоны жены. — Теперь наконец я могу позволить себе сделать то, что давно хотел.

— Что же это? — Шарлоттины тонкие бровки взлетели вверх, и на милом личике отразилось нескрываемое любопытство. — Какое-то новое мыло? Или какой-нибудь другой товар?

Анри покачал головой:

— Даже не пытай меня, все равно ничего не скажу.

На самом деле ему очень давно хотелось подарить Шарлотте духи.

Такие, как она сама — нежные, но яркие, и чтобы они впитали и силу Шарлотты, и ее доверчивую беззащитность, и утреннюю первую улыбку, и обещание страсти в лукавом взгляде.

Состав духов Анри видел пока приблизительно.

Знал, что там обязательно будут роза и жасмин, этот дуэт — воистину душа женской мягкости и очарования. И без ванили обойтись никак нельзя; ваниль — это сама любовь, нежная, сладкая.

Но вот как показать внутреннюю силу, твердость? Кориандр? Гвоздика? Бергамот?..

Работать над духами приходилось по ночам.

Анри принес с фабрики все необходимое и оборудовал в соседней со спальней комнате настоящую мастерскую.

Он составлял композицию — и видел перед собой Шарлотту.

Вот она склоняется над колыбелью дочери. Добавляем нежный иланг-иланг, улыбку матери, любящей милое дитя всем своим сердцем.

Вот жена сидит перед зеркалом, разбирает замысловатую прическу — а потом с легкостью вскакивает и начинает кружиться по комнате. На щеках румянец, губы шепчут: «Милый, милый, как славно я все придумала! Ты только послушай меня! Зачем платить мне за пудру и помаду другим фабрикантам? Сделай все эти дамские штучки для меня. Мы можем выпускать пудру и помаду вместе с мылом! А еще можно сделать красивый, но недорогой наборчик: мыло, помада да пудра. Какой успешно поторговавший на ярмарке мужик не возьмет такого гостинца для своих жены и дочек?» Да, непременно нужно ввести в состав апельсиновый цвет — он точно передает радость, упоение жизнью и работой.

А вот Шарлотта наказывает рабочего-пьяницу. Унюхала хлебную кислость самогона и хмурится: «На первый раз из жалованья вычту, а потом и вовсе выгоню». Гвоздика. Только гвоздика, причем яркая. Эта сила Шарлоттиного характера, твердость его.

Анри много раз представлял, как торжественно вручит жене заветный флакон, как скажет, что она его муза, вдохновение и самая надежная помощница.

Однако с Шарлоттой решительно ничего нельзя было предугадать.

Буквально в тот день, когда состав был окончательно готов, она ворвалась в мастерскую стремительным вихрем, мгновенно определила склянку, где отстаивался состав ее именных духов, брызнула на платок, взмахнула им перед носиком.

У Анри замерло сердце, Шарлотта же удовлетворенно кивнула головой.

— Это то что надо! Мне очень нравится!

— Слава Всевышнему! — вырвалось у Анри.

Он собирался было сказать, что это подарок для обожаемой женушки, однако Шарлотта выпалила:

— Вот эти духи надобно подарить герцогине Эдинбургской. Она приезжает в Москву, будет прием. Мне удалось устроить все так, что мы приглашены. Это твой шанс, Анри!

Брокар робко улыбнулся:

— Шарлотта, эти духи я хотел подарить тебе. Чтобы только ты ими пользовалась!

Жена покачала головой:

— Милый, духи вышли слишком чудесными для меня одной. Это преступление — скрывать твой талант и владеть им единолично. Нет-нет, не вздумай мне перечить! Их непременно надо преподнести герцогине Эдинбургской! Помнишь, ты рассказывал мне свой сон?..

Анри кивнул.

Сон тот приснился ему в самом раннем детстве.

И был он очень странным.

Сначала виделись ему большие снежные просторы, белоснежные, искрящиеся на солнце. Потом на этом снегу вдруг оказывалась корзина цветов, самых разных. Имелись в ней и беленькие ландыши, и сочная сирень, и пламенные тюльпаны, и нежные голубые ирисы. От этой корзины разливался изумительный аромат, его подхватывал ветер, и, казалось, весь мир превращается в сад, благоухающий цветочной сладостью.

— Нам надо сделать ту корзину цветов. — Шарлотта обняла мужа, прижалась к нему всем телом, и Анри почувствовал, как жена дрожит от предвкушаемого возбуждения. — Цветы должны быть восковыми. Но такими искусными, чтобы никто не мог их отличить от самых настоящих. А еще надобно их пропитать духами. Это возможно?

Анри пожал плечами:

— Мне кажется, что нет. Однако коли моей женушке чего-то угодно — я обязан попытаться выполнить ее желание.

Голос Анри прозвучал уверенно. Но в глубине души он понимал, что воск слишком груб для того, чтобы воссоздать нежность цветочных лепестков. К тому же такой материал совершенно не годится для сохранения запахов.

Однако Шарлотта научила мужа главному: идти к своей цели, какой бы недостижимой она ни представлялась. Только в пути можно добиться невероятного. Только двигаясь, можно получить мечту свою, самую дерзкую. Идти — это единственный способ…

Через месяц, к своему огромному удивлению, Анри был представлен герцогине Эдинбургской. В его руках находился подарок — изумительная благоухающая корзинка из восковых цветов, выполненных точь-в-точь как настоящие. К корзинке прилагалась пара флаконов с духами, которыми были пропитаны кусочки платка, искусно и незаметно прикрепленные к восковым ландышам и сирени. На этикетке значилось — «Букет герцогини». Жена посчитала, что название «Букет Шарлотты» в связи с тем, что дар предназначается королевской особе, будет звучать слишком нескромно.

— Мы знаем, что это мои духи. Но говорить про это всему свету нет необходимости, — объяснила она свое решение.

Когда герцогиня Эдинбургская вдохнула аромат, разливающийся от корзины, Анри почувствовал себя самым счастливым человеком на всем белом свете.

Та, в чьих жилах текла кровь монархов, та, которая могла пользоваться лучшими духами из любой парижской лавки, закатила глаза от неописуемого искреннего восхищения. Пару мгновений у нее даже не было слов, чтобы выразить свою благодарность — такое сильное впечатление произвел запах на Марию Александровну.