Смертельные послания - Джон Г. Мэтьюз Страница 7

И хотя мисс Каллен проникалась все большей симпатией к Ардженти и понимала, что в отличие от Джеда Маккейба эти двое не представляли для нее опасности, она вспомнила, сколько раз ей приходилось платить полицейским за возможность работать в некоторых клубах.

– Скажите, пожалуйста, – обратилась она к Джозефу. – Правда ли, что тот человек растерзал Камиллу, как пишут в газетах?

Этот вопрос относился в большей степени к компетенции Финли. Ардженти взглянул на своего спутника, и тот наконец заговорил:

– Да. К сожалению. То, что вы прочитали в газетах, в основном соответствует истине, хотя и не обошлось без некоторых прикрас.

– Я не умею читать, мистер, – покачала головой девушка. – Теперь, когда нет Камиллы, только Анна умеет – да и то не очень хорошо.

Джеймсон смотрел на нее с недоверием.

– Как? Только одна из вас пятерых умеет читать, да еще и плохо?

На лице Элли появилась насмешливая улыбка:

– В каком мире вы живете? Вам, очевидно, мало что известно о реальной жизни.

Молодой англичанин густо покраснел, словно внутри у него вспыхнула лампочка.

– Я живу в гораздо более совершенном мире, чем этот. Вы и ваши подруги разгуливаете с накрашенными лицами по притонам, в то время как эти несчастные малютки предоставлены самим себе. И в результате вырастет еще одно неграмотное поколение!

Но Элли не осталась в долгу. Грозя ему пальцем, она заявила, что Камилла была очень начитанной и обучала детей, когда у нее было время.

– Она происходила из приличной семьи, жившей на севере штата, получила хорошее образование… Часто цитировала Эмили Дикинсон, Шекспира… ну, и прочих, кого вы сами наверняка читали, – огрызнулась она.

Джеймсон не смог сдержать улыбки. Ему чрезвычайно импонировала такая непосредственность. К тому же он был поражен почти прерафаэлитской красотой девушки и не мог оторвать глаз от копны рыжих волос, рассыпавшихся мелкими кольцами по ее плечам.

– Какие пьесы Шекспира были ее любимыми? – спросил он.

Каллен наморщила лоб:

– Хм… «Двенадцатая ночь». И, наверное, «Ромео и Джульетта».

– Не «Венецианский купец»?

– Нет, не думаю. А почему вы спросили?

– Просто так.

Девушка задумалась. На ее лице промелькнула тень тревоги.

– Нам всем угрожает опасность со стороны того же самого человека? – спросила она вдруг.

– Нет. Это маловероятно, – успокоил ее Финли, но внезапно вспомнил, что две жертвы Потрошителя были знакомы друг с другом. Англичанин вновь отошел на задний план, предоставив действовать Ардженти. Тот завершил беседу, задав еще несколько вопросов о других девушках, и напарники откланялись. Однако на полпути к ожидавшему их кебу Джеймсон вдруг резко остановился.

– О, кажется, я забыл свою трость!

Он вернулся, оставив Джозефа дожидаться его на улице, и когда мисс Каллен открыла дверь и передала ему трость, сказал:

– Извините меня за слишком резкий тон. Это было нелюбезно с моей стороны. Возьмите вот это.

У Элли поползли вверх брови. Нелюбезно? Когда это было, чтобы кто-то в разговоре с ней употреблял такие слова? Глядя на протянутые ей два серебряных доллара, она подумала, что молодой человек, по всей вероятности, умышленно забыл трость, поскольку во время визита не выпускал ее из рук, словно она приклеилась к ним. По какой-то причине ему понадобился предлог, чтобы вернуться – возможно, он не хотел демонстрировать свою щедрость в присутствии коллеги. Однако неожиданно возникшее сомнение мешало ей протянуть руку за монетами.

– Вы хотите что-нибудь взамен? – уточнила Элли, и ее губы медленно растянулись в улыбке, будто ее и в самом деле прельщала перспектива того, что должно было за этим последовать.

– Что? Расписку? – не понял ее следователь.

Выйдя на улицу, Финли Джеймсон все еще слышал смех девушки. Только теперь на его бесстрастном лице появилось нечто похожее на улыбку.

Ланч в «Дельмонико» был поистине знаменательным событием. Это был первый нью-йоркский ресторан с меню на французском языке, где потчевали изысканными блюдами с непроизносимыми названиями, вроде tournedos de boeuf languipierre и aiguillettas de sole dieppoise. Швейцары в ливреях следили за кебами посетителей, пока те предавались гастрономическим удовольствиям, поэтому Лоуренс присоединился за столиком к Джеймсону и Ардженти.

Финли выжидающе смотрел на своего напарника, который осторожно пробовал lobster bisque.

– Ну, каково? – поинтересовался он.

– Очень вкусно… очень.

– Я так и думал, что вам понравится. На мой взгляд, здесь подают лучший lobster bisque за пределами Бретани.

Когда им принесли закуски, Джеймсон разъяснял Джозефу смысл термина «криминальный аналитик» [5]. Сам он отдал предпочтение устрицам – прежде чем продолжить лекцию, молодой англичанин съел сразу три.

– …или можно сказать просто «криминалист», как Колби называет себя и своих коллег. Это действительно начиналось с него, – рассказывал он.

– А до этого Колби был хирургом и патологоанатомом? – уточнил его напарник.

– Он и сейчас им является. Сэр Томас – один из ведущих лондонских хирургов, и его часто приглашают на вскрытия. Это вполне естественно: кто, как не он, может определить, осматривая рану, что за человек ее нанес? Высокий, низкий, левша, правша? Сильный был удар или слабый? А может быть, его нанесла женщина? Или, если речь идет об убийствах, совершенных с особой жестокостью, к категории которых относятся преступления Потрошителя, – каковы особенности психики преступника? Было ли нападение спонтанным или тщательно обдуманным? Был ли преступник безумцем или спокойным, расчетливым человеком?

– И каковы же, по мнению Колби, особенности психики Потрошителя?

– О, по его мнению, это спокойный, расчетливый человек. Холодный, как эти устрицы, – Джеймсон с гримасой проглотил еще одного моллюска. – И такой же скользкий.

Некоторое время они сосредоточенно работали челюстями. Наконец, Ардженти нарушил молчание:

– Он впервые адресовал вам письмо?

– Да. Сэр Томас, когда занимался этим делом, получил от него три письма, а до этого пресса опубликовала пять его посланий, не имевших конкретного адресата.

При таких обстоятельствах Финли должен был быть скорее польщен, нежели встревожен: он оказался на переднем крае расследования самых кровавых преступлений в британской истории, выйдя из тени Колби. Он съел последнюю устрицу, вытер губы салфеткой и добавил:

– Правда, два из них были признаны фальшивками.