Снег в Венеции - Николас Ремин Страница 7

Ландрини хмыкнул.

– Не могу вам сказать точно, комиссарио. Лучше спросите об этом Моосбруггера.

Трон склонился к постели, приподнял простыню над правой рукой Хуммельхаузера и увидел двуствольный пистолет системы Деррингера – такими часто пользуются картежники и женщины. Надворный советник разжал пальцы еще до наступления смерти, и для Трона оказалось совсем нетрудным делом вынуть пистолет из его руки. Трон проверил стволы – барабан был пуст.

– Самоубийство… – произнес Ландрини, не то спрашивая, не то делая вывод.

«Странное дело, – подумал Трон, – почему многих людей меньше пугает предположение, что человек покончил с собой, чем мысль о том, что его убили? Неужели самоубийство – поступок более естественный и понятный, чем убийство? По виду девушки тоже не скажешь, что она умерла своей смертью».

Подозрение, что надворный советник мог покончить с собой, было не столь уж и абсурдно, если предположить, какое преступление могла искупить его смерть. Возможно, девушка сама позволила себя связать. Но потом что-то вдруг катастрофическим образом изменилось – может быть, в их отношениях, а может быть, причина появилась извне… Во всяком случае, Трон сомневался, что надворный советник с самого начала хотел убить девушку. Ну а уж когда убийство было совершено, он, вероятно, решился выстрелить в себя.

Не будь левая рука надворного советника разжата, Трон не заметил бы пятнышка на внутренней стороне указательного пальца. В первый момент он не мог сказать, что именно его так заинтересовало. А потом понял: дело в том, что пятнышко было на указательном пальце левой руки надворного советника.

– Сомневаюсь, что это было самоубийство, – проговорил Трон, опускаясь перед постелью на колени. – Но кому-то, возможно, хотелось, чтобы все выглядело именно так.

Он достал из кармана своего кожаного на меху пальто носовой платок, смочил его языком. Потом провел влажным местом несколько раз по пятнышку на пальце Хуммельхаузера Платок сразу окрасился.

– Видите это? – Трон показал Ландрини носовой платок.

– Что?

– Вот это пятно.

– А что это?

– Чернила, – ответил Трон. – Хуммельхаузер писал левой рукой. Ни один левша не покончит с собой, стреляя правой рукой в левый висок.

Трон встал и сделал шаг назад. Надворный советник лежал на спине почти у самого края постели. Ни один из предметов туалета Хуммельхаузера не был порван или хотя бы в беспорядке: ни жилет, ни рубашка, ни брюки. Ноги его были вытянуты строго вдоль края постели. Трону вдруг показалось, что он в театре. И дело было не только в бархатном пологе с золотистой бахромой. Что-то куда более значительное навевало Трону мысль о театральной трагедии.

Он покачал головой.

– Возможно, никакой борьбы тут не было. Не исключаю, что стреляли в человека, который либо спал мирным сном, либо был без чувств.

– Но кто же мог стрелять в надворного советника?

Трон пожал плечами.

– Не знаю. Однако думаю, что это не самоубийство.

– Что вы намерены предпринять?

– Для начала поговорю со стюардами, а затем с пассажирами первого класса, – сказал Трон. – Распорядитесь, чтобы ни Моосбруггер, ни Путц не сходили на берег. На первое время».

Следующие полтора часа Трон внимательно осматривал каюту Хуммельхаузера и его багаж, а потом диктовал Босси список предметов, принадлежавших надворному советнику. В списке оказалось восемьдесят разных вещей, ни одна из которых не давала ни малейшего намека на мотив преступления. Трон обнаружил билет Южной железной дороги, выписанный на 13 февраля 1862 года, и счет из «Пансиона Винкельмана» за тот же день. Выходит, надворный советник, прежде чем отправиться в Венецию, провел ночь в Триесте. В кожаном портфеле Трон нашел картонную папку с тщательно подобранными вырезками из туринских и миланских газет с сообщениями об активных действиях «Венецианского комитета» – запрещенной организации, состоящей из отъявленных врагов Австрии, а также незапечатанный конверт с письмом полковнику Пергену, в котором сообщалось о политических настроениях унтер-офицеров хорватского происхождения.

Трон положил все документы обратно в портфель. Завтра придется поговорить с полковником Пергеном. Не исключено, после этого военная полиция возьмет расследование загадочного дела на себя, хотя до сих пор ничто не указывало на политическую подоплеку убийства.

Когда Трон снова вошел в ресторан, Моосбруггер уже поджидал его за буфетной стойкой. Первое, на что обратил внимание Трон, – это исключительно аккуратный облик старшего стюарда Темно-зеленый суконный мундир «Ллойда» был, казалось, старательно почищен и выглажен несколько минут назад, пуговицы жарко сверкали. Трону невольно захотелось взглянуть на руки Моосбруггера – удостовериться, нет ли в них платяной щетки, которой он только что воспользовался. Но когда Моосбруггер вышел из-за буфетной стойки, в руках у него оказалась не щетка, а лист бумаги обычного канцелярского формата – безусловно, это был список пассажиров.

– Прошу вас, – приветливо улыбнулся Трон, жестом приглашая его сесть за столик напротив себя.

Стюард не стал отодвигать стул, дабы избавить слух Трона от противного звука, который тот непременно издал бы, а слегка его приподнял и аккуратно опустил. Трон задал первый вопрос, глядя Моосбруггеру прямо в глаза:

– Вы любите вашу работу, синьор Моосбруггер?

Такого вопроса Моосбруггер никак не ожидал услышать, тем удивительнее была его почти мгновенная реакция. Ни секунды не сомневаясь и не повышая голоса, Моосбруггер проговорил:

– Пассажиры и капитан всегда были очень довольны моей работой, комиссарио.

Если отвлечься от его австрийского акцента, Моосбруггер говорил по-итальянски безукоризненно. Трон вновь приветливо улыбнулся.

– Это, видимо, вызвано тем, что работа доставляет вам удовлетворение?

Моосбруггер с достоинством кивнул.

– Да, можно сказать и так.

– И давно уже вы плаваете?

– Пять лет с небольшим.

– А на «Эрцгерцоге Зигмунде»?

– Два года «Эрцгерцог Зигмунд» сошел со стапелей два года назад, и я на нем с первого дня. Вместе с капитаном Ландрини и синьором Путцем, – добавил он.

– Когда вы видели надворного советника прошлой ночью в последний раз?

Моосбруггер впервые ненадолго задумался.

– Около часа ночи, в ресторане. Он сидел за одним столом с лейтенантом Грильпарцером из пятой каюты.

– Как по-вашему, эти господа были прежде знакомы?

– Не могу знать. Этот стол вообще обслуживал Путц.

– Где вы с Путцем находились во время шторма?

– На жилой палубе.

– Значит ли это, что во время шторма никто из членов экипажа не был с пассажирами первого класса?