«Ореховские» шутить не любят - Вячеслав Жуков Страница 7

– Ивлев, ты неисправимый мечтатель. Сколько тебя знаю, все ты такой, – сказала она, смеясь.

– Я тебе не нравлюсь? Только смотри не ври! Отвечай честно. – Он покрепче обнял жену, гладя ее каштановые волосы.

– Это семейный допрос? С пристрастием или без? – шутливо спросила Наташа. Ей нравилось, когда Алексей так обнимал ее. Она стояла перед ним, молодая, красивая, и ему казалось, что от нее исходит какой-то радужный свет. Ивлев его не видел, но чувствовал всем своим телом. Этот свет звал его, притягивал, и Ивлев ничего не мог с собой поделать.

Она смущенно улыбалась, как в первый раз.

Руки Ивлева пробежали по пуговицам на халате, и Наташа осталась в узких трусиках и шелковом полупрозрачном лифчике, сквозь который были видны ее большие груди с пухлыми сосками.

Сделалось жарко. Ивлев почувствовал такой же жар и от Наташи. Он опустил руки и стащил с нее трусики, потом сдернул и лифчик.

Освободившись от него, груди то поднимались, то опускались.

Наташа дышала часто и глубоко.

Ивлев скользнул языком по ее горячему телу и жадно схватил сосок губами. Он видел в трюмо ее отражение в полный рост и трясся от возбуждения.

Наташа гладила его по волосам и шептала:

– Тихо, Алеша. Тихо.

Но он уже ее не слышал. Он дрожал, чувствуя, как все падает, летит куда-то. Он видел только ее, красивую, обнаженную. Трогал руками пучок ее мягких вьющихся волос.

И она вся тряслась, съедая его глазами, впиваясь ногтями то в спину, то в напряженные мышцы на ягодицах.

– Леша! – закричала она что есть силы. И весь мир опрокинулся, провалился в пустоту…

Утром Алексей Ивлев, как всегда, забрал у оперативного дежурного сводку за текущие сутки и, не вчитываясь в ее содержание, пошел к себе. В коридоре встретил старшего лейтенанта Квасова. Тот выходил из экспертного отдела, держа в руке несколько фотографий.

Квасов так увлекся их разглядыванием, что чуть не столкнулся с Ивлевым.

– Порнографией интересуетесь, лейтенант? – Ивлеву захотелось хоть чем-нибудь поддеть Квасова за чрезмерное внимание к жене. «Мало ли кто кому нравится», – подумал капитан, поглядывая на подчиненного не слишком дружелюбно.

Квасов не понял сразу, к чему этот вопрос. Посмотрел удивленно, медленно переваривая его. Он вообще считался тугодумом. В шутку, что ли, спросил капитан? Решил – в шутку.

– Точно. К чему еще остается проявлять интерес холостому мужчине?

Ивлев машинально взглянул на одну фотографию и резко остановился. Взял все фотографии из руки лейтенанта.

– А ну покажи.

На пяти фотографиях был снят труп карманника Сивкова, запечатленный в разных позициях. Зрелище оказалось ужасным. Даже бегло взглянув на фотографии, Ивлев понял: карманника жестоко пытали и, только насладившись досыта его мучениями, прикончили выстрелом в голову.

– Ты чего, Алексей? – Квасов с интересом уставился на Ивлева. Сколько таких фотографий им приходилось видеть! – Что тебя так заинтересовало, Алексей?

Не ответив на вопрос лейтенанта, Ивлев спросил:

– Где обнаружен труп этого парня?

– На Бережковской набережной. В куче мусора.

– Недалеко от Киевского?

– Недалеко… А что, собственно, тебя заинтересовало?

– Я этого парня два дня назад взял с поличным у Киевского, он вытянул у одного крутого бумажник с долларами. Свидетелей не нашлось. Потерпевший смотался. В общем, доказать кражу оказалось невозможным. И вот теперь этот паренек мертвый.

– Алексей, не мне тебе говорить. Сам знаешь, у всех этих карманников конец один. Или тюрьма, или пуля в голову. Другого быть не может. Не захотел делиться. Или мешал кому-то. Чего сейчас об этом? Он ведь знал, на что идет.

Ивлев стоял, но у лейтенанта впечатление было такое, будто капитан его совсем не слушает, погруженный в свои мысли. Он держал в руках фотографии, словно обдумывал, куда их теперь деть. Разве только пополнить коллекцию фотокартотеки угро, на которой почти все снимки похожи. На них в большинстве – трупы.

– Да, пожалуй, он кому-то мешал. Эти звонки к нам… – проговорил капитан все еще задумчиво. – Материал по факту смерти у тебя?

– У меня.

– Знаешь что, занеси мне протокол осмотра места происшествия. И заключение экспертизы, как будет готово. Надо установить, из какого оружия он убит. Я думаю, что сумею тебе по этому делу помочь. Сейчас вот так с ходу ничего объяснить не могу. Извини. Чуть позже.

– Ладно. Через полчаса все бумаги будут у тебя, – сказал Квасов и пошел, а Ивлев еще стоял и смотрел на фотографии. «Эх, Сивков, Сивков! Не прислушался ты к моему бесплатному совету», – мысленно укорял он карманника.

Какое-то странное чувство испытывал сейчас капитан Ивлев. Будто отдаленная тревога подбиралась к нему, к самому сердцу. И чем ближе она подбиралась, тем тоскливее становилось на душе. Не думать бы об этом Сивкове, да мысли сами лезут. Его нет в живых, а капитану почему-то подумалось, что со смертью этого чужого ему человека ничего не закончилось, а, наоборот, только начинается. И будет еще продолжение. Тревога обострила чувства. Ивлев не мог ей найти объяснения. «Ерунда какая-то лезет в душу», – думал капитан. Сам не зная зачем, достал из сейфа краденый бумажник, заглянул в него. Вытащил доллары, а вместе с ними на стол выпал небольшой клочок бумаги.

Странно, вроде осматривал бумажник тщательно, а этот клочок не заметил. «Наверное, прилип к стенке бумажника», – подумал капитан и вывернул бумажник наружу. Но, кроме полутора тысяч рублей, в нем больше ничего не оказалось.

На бумажке были небрежно записаны пять цифр: сто пятьдесят восемь – восемьдесят три. Что они означали, капитану Ивлеву было неизвестно. Это мог быть телефонный номер или шифр. Ничего дельного в голову капитану не пришло. Ясно только одно: цифры написаны неровно, даже коряво, а значит, в спешке. Или в автобусе, или в каком-то другом транспорте. Писавшего их встряхивало, вот они и получились неровными.

Капитан Ивлев ждал в своем кабинете лейтенанта Квасова. Но прошло более часа, а Квасов так и не пришел.

Пришлось позвонить забывчивому лейтенанту. Квасова на месте не оказалось, в трубке раздавались длинные гудки. Ивлев подождал несколько минут и позвонил опять.

– Где его черти носят! Ну, если болтается где-нибудь по отделу! – Ивлев решил устроить лейтенанту хорошую взбучку. На всякий случай позвонил оперативному дежурному, и тот сообщил, что лейтенант Квасов вместе с оперативной группой выехал на убийство.

– Еще одно? Только этого нам не хватало. Как вернется Квасов, пусть сразу ко мне зайдет, – попросил Ивлев.

Вернулся Квасов только к вечеру. Уставший, но, как всегда, с улыбкой. Спрашивается, чего улыбаться, не на прогулке был. Но Квасов был такой. Жена ушла – улыбается. На совещаниях, когда требуется максимум серьезности, он и то едва заметно улыбается. Не раз доставалось ему за эту улыбку от полковника Махова. А он в ответ, что не улыбается, а просто лицо такое. На него в конце концов махнули рукой. Пусть себе улыбается. Иногда даже подшучивали, как над чудаком. Но сейчас его улыбка у капитана Ивлева не могла вызвать ничего другого, кроме раздражения.