Кровь нерожденных - Полина Дашкова Страница 7

Достав связку ключей из сумочки, Лена открыла дверь. Рукинемного дрожали, и связка со звоном упала на кафель лестничной площадки, Удверного коврика. Наклонившись, чтобы поднять ключи, она увидела у самого краяковрика окурок. Он был свежий, от него тошнотворно пахло табаком.

Быстро выбросив пакет с тряпьем в мусоропровод, Ленакинулась назад в квартиру, захлопнула дверь, заперла ее на цепочку и села нанизенький телефонный столик в прихожей, пытаясь унять дрожь и успокоить дикоесердцебиение. Она старалась медленно, глубоко дышать носом, ни о чем не думая,только тупо считая вдохи и выдохи.

Но уже на втором вдохе она встала и распахнула приоткрытуюдверь туалета. Запах… Запах мужской мочи. Она зажгла свет. Эти скоты даже неспустили за собой. Нажав рычаг слива и вылив в унитаз почти всю бутылку жидкогомоющего средства, Лена уже спокойно выключила огонь под захлебывающимсячайником и так же спокойно, стараясь не торопиться, оглядела обе комнаты.

Теплилась слабая надежда, что хоть что-нибудь пропало, кромеключей, что это были просто воры. «Ага, – усмехнулась Лена, – пописать зашли».

Но ведь воры всякие бывают – открыли дверь отмычкой, тихо иаккуратно обыскали квартиру, ничего не порушили, взяли только драгоценности иденьги, бросили окурок у двери, захватили ключи, чтобы навестить гостеприимныххозяев еще разок-другой…

Нет, ерунда. Зачем им ключи? Нормальный человек в такомслучае обязательно поменяет замок, и нормальный вор не может не понимать этого.К тому же у вора есть отмычка.

Полторы тысячи долларов, отложенные на машину, оказались наместе, в верхнем ящике письменного стола. Воры нашли бы моментально. Вдеревянной шкатулке среди серебряных безделушек лежали старинные прабабушкинысерьги, золотые, с настоящими бриллиантами, и тоненькое золотое колечко сизумрудом, папин подарок на шестнадцатилетие. Все было цело, а ведь шкатулкастояла на самом виду, на туалетном столике.

Может, все-таки позвонить в милицию? И что сказать? «Пропализапасные ключи, окурок у двери валяется, в туалете мужской мочой воняет?» Нет,не то. Нужен хороший юрист, чтобы посоветоваться… Да, срочно нужен юрист.

Лена взглянула на телефонный столик, на котором всегдалежала ее разбухшая старая, потрепанная записная книжка. В этой книжке былителефоны практически всех ее знакомых за последние пятнадцать лет: еесокурсников, коллег, друзей, приятелей, людей, у которых она когда-то бралаинтервью, авторов, которых редактировала и публиковала, – словом, номеров было,наверное, больше тысячи.

Книжку эту Лена никогда не выносила из дома, неперекладывала в другое место. Она как бы срослась с телефонным столиком, сталаего частью, а потому и не замечалась.

Но книжки не было. И в тот момент, когда Лена этообнаружила, зазвонил телефон. Она схватила трубку. Вот сейчас человеческийголос – все равно чей прекратит этот кошмар и все встанет на свои места…

– Алло, я слушаю!

Ответом было молчание.

Телефонное молчание всегда можно отличить от неполадок налинии: оно живое, дышащее, жуткое. И тем не менее, прежде чем повесить трубку,Лена сказала:

– Вас не слышно. Перезвоните.

Теперь уже думать и приходить в себя было некогда. Ленанатянула свободное трикотажное платье, в небольшой кожаный рюкзачок бросилазубную щетку, пасту, бутылочку шампуня, нераспечатанные колготки, пару маек,прочие мелочи. Ей часто приходилось ездить в командировки, набор необходимыхвещей был всегда под рукой. Собраться она могла за пять минут.

Заколов еще совершенно мокрые волосы, Лена накинула наголову шерстяной шарф. Сапоги, длинное теплое пальто, рюкзак, сумка… Ещесекунду подумав, она вбежала в комнату, взяла доллары из ящика, часть запихнулана дно рюкзака, под вещи, часть положила в маленькую сумочку. Потом надела напалец папино кольцо, а прабабушкины сережки бросила в карман пальто – некогдабыло разматывать шарф и вдевать их в уши. Теперь последнее – пресс-карта.

Международная пластиковая пресс-карта, размером чуть большесигаретной коробки, валялась на холодильнике, под мешком с хлебом. В другойситуации Лена, наверное, потратила бы на поиски полчаса, а сейчас нашламоментально.

Теперь все. Перед тем как захлопнуть дверь, она подсунулапод внутренний половичок ампулу с йодом, а вторую – под половичок на лестничнойплощадке, перед своей дверью.

Лифт был занят. Лена ждать не стала, пошла пешком. Пройдядва лестничных пролета, она услышала, как лифт остановился на ее пятом этаже ирванула по лестнице вниз.

У подъезда стояла машина «скорой помощи», обыкновенныйбелый, заляпанный грязью микроавтобус с красными полосами и цифрами 03 набоках. Шофер, куривший в кабине, не обратил на вышедшую из подъезда женщинуникакого внимания. Быстро пройдя мимо, Лена заставила себя оглянуться изапомнить номер.

Не замечая мелкого ледяного дождя, она побежала к метро.

Зотова пришла домой в половине пятого утра совершенноразбитая. Час назад мальчики позвонили ей по сотовому телефону и сообщили, чтов квартире никого нет. Она велела им найти запасные ключи, телефонную книжку икакую-нибудь фотографию хозяйки, но при этом следов не оставлять и ждать вмашине где-нибудь поблизости.

Амалия Петровна любила свою просторную, идеально чистую иуютно обставленную квартиру, в которую переехала два года назад изоднокомнатной клетушки в «хрущобе». Вот уже двенадцать лет, после развода сосвоим последним мужем, она жила одна. Детей у нее не было и быть не могло – неиз-за проблем со здоровьем, она была удивительно здоровым человеком, прижелании могла бы нарожать кучу детей. Но желания не было.

Амалия Петровна терпеть не могла все, что связано сбеременностью, родами, младенцами. Все это, по ее мнению, делало женщинубеззащитной и жалкой, придавало ей нечто животное.

Во время родов любая, даже самая сильная женщинапревращалась в бессмысленную, воющую от дикой боли самку. Куда девалиськрасота, интеллект, независимость?

Амалию Петровну всегда поражало, почему неуемные бабы,пережив столько боли и унижения, решаются рожать по второму и третьему разу.Лично ей страсть к размножению была глубоко противна.

Но зато ее увлекало ощущение своей полной власти и надбабой, и над вылезающим из нее красным, склизким детенышем. Потом этот детенышможет стать кем угодно – серым обывателем, гением, убийцей, – но в момент родови он, и его обезумевшая от боли мамаша зависят от ее воли. Несколько неверныхдвижений, небольшая задержка во времени – да мало ли что может случиться? Вучебнике судебной медицины черным по белому написано: