Паутина судьбы - Валентин Пушкин Страница 7

Меня волнует сырость ветра, Я не могу весну понять: К чему ей в душах взмахом плектра Коварно струнами играть? Я, как мальчишка, неотесан, Встревожен, старый книгочей…

Кристина приподнялась на локте. Она с любопытством разглядывала во мраке случайного любовника.

– Вот тебе и пинг-понг, – сказала она. – Такое выжмут немногие. А еще? Читай, бас-контрабас!

– Дай подремать. Завтра голоса не будет на хлеб заработать.

Незаметно для себя Морхинин заснул. Баблинская бледным пятном скользнула к двери и скрылась. Шла Рождественская ночь. Ангел Валерьяна укоризненно качал головой в золотистом нимбе над грешным телом своего подопечного и надеялся, что за пение предстоящей литургии – как всегда, искреннее и старательное – что-нибудь ему, может быть, и простится.

В восемь утра рявкнул бульдогом модный будильник. Юля заглянула к Морхинину:

– Валерьян Александрович, пора.

– Да-да, спасибо, Юлечка, – бормотал Морхинин, вставая.

Чувствовал он себя скверно, будто набрался вчера за праздничным столом.

– Братья и сестры, я не в силах везти вас на колесах, – заявила Баблинская, зевая и даже эту не слишком эстетичную гримасу делая очаровательной. – Давайте дуйте на метро или возьмите халтурщика. Пойте, дорогие мои, во славу Божию. Валерьян Александрович, ваше присутствие произвело на меня самое благотворное действие, – Кристина хитро подмигнула ему черным припухшим глазом. – Жду в ближайшие дни со стихами… – произнесла она размазанными, будто окровавленными губами.

Пока ехали на метро, Юля неожиданно рассказала Морхинину совсем неподходящую к празднику скабрезную историю.

Заключалась она в следующем. После развода с мужем Кристина завела любовника. Молодого, смазливого, похотливого журналиста. На вечеринке, не зная о его отношениях с сестрой, Юля познакомилась с этим пьянчужкой. Пили много, танцевали до упаду, и к концу ночи Юля поддалась настойчивости проходимца. («Благонравная церковная овечка», – ревниво возмутился в душе Морхинин.)

В ближайшие дни девушка обнаружила у себя неблагополучие по женской части. Тут раздался телефонный звонок журналиста, в бешенстве вопившего, что она наградила его некой заразой. Скоро выяснилось: первоначальный источник болезни заключался в неразборчивости Кристины. Подцепив у кого-то эту постыдную «нечисть», она передала ее новому любовнику.

– Я хотела вас предупредить, – озабоченно сказала Морхинину девушка с карими глазами, – моя сестра талантливая, веселая и добрая. Но она излишне раскована в интимных отношениях.

– Что вы, Юлечка, – лицемерно склонил голову Морхинин. – Как можно допустить подобное… Все это заботы молодости, а мой поезд ушел.

Юля почему-то улыбнулась загадочно и недоверчиво покосилась на Валерьяна.

Настроение Морхинина было испорчено. Только после медицинского освидетельствования он успокоился. Комплименты и ласковые улыбочки, адресованные Юле, Валерьян Александрович решил постепенно свести к нулю. А при случайной встрече с ее сестрой, с этой взбалмошной, «безбашенной» поэтеской, – тут следовало подобрать особую манеру общения: прохладную, отстраненно-вежливую. А еще лучше: не встречаться вообще.

Морхинин принял совет Обабова и преобразовал одну из глав романа в рассказ. Казалось, вся сюжетная коллизия словно приостановилась, чтобы создать историйку на пятнадцать машинописных страниц.

Содержание этого места говорило о пытавшихся восстать китайцах, которые терпят поражение, и двое из них хотят бежать из города, где под саблями разъяренных монголов кровь льется рекой. Ворота в сторожевых башнях охраняются, однако стража одной из башен, состоящая из несущих службу в ханском войске русичей, выпускает из города обреченных на казнь повстанцев.

Морхинин назвал рассказ довольно изысканно: «Милость бородатых гуйфанов». «Гуйфанами» китайцы именовали демонов; их изображения на стенах буддийских святилищ представляли очень рослого человека (в противоположность приземистым монголоидам) с широко раскрытыми голубыми глазами, что для жителей дальневосточных стран в ту эпоху являлось отвратительным и ужасным. Кроме того, гуйфаны обладали большими светлыми, как солома, бородами. У китайцев же и монголов бороды либо тщедушные, либо вовсе отсутствуют. По всем этим внешним качествам русские воины олицетворяли представления китайцев о демонах, тем не менее проявивших к ним спасительное снисхождение.

Обабов посоветовал отнести рассказ в известный журнал «Страны и континенты». Среди всяческих статей этнографического содержания там допускались приключенческие рассказы, в том числе исторические.

Морхинин выяснил нахождение журнала и, скрепив тщательно отпечатанные листки, явился в редакцию. Тогда еще не было современных охранительных строгостей, когда пройти в иное издательство или редакцию почти так же сложно, как в министерство иностранных дел. Не обнаружив никаких табличек на закрытых дверях, Морхинин стукнул в первую попавшуюся.

– Входи! – раздалось из-за двери.

За столом сидела девица с блондинистыми кудряшками чуть ли не школьного возраста. Она зевала и чистила ногти блестящей, заостренной пилочкой.

– А главного нету, – радостно сообщила обладательница пилочки и кудряшек. – Он теперь редко приезжает в редакцию.

– Тогда, может быть, заместителя…

– И заместителя нету, – почти с восторгом хихикнула девица. – Он еще реже бывает.

– Тогда направьте меня к простому редактору, к любому.

– Вы принесли статью на какую тему? География? Океанология? Тропики?

– Нет, я хочу показать исторический рассказ.

– Вам надо к Бобровой, – подумав, сказала юная представительница журналистики. – Если тема никому не подходит, значит – к ней. Идите по коридору до самого конца, в последнюю дверь.

Преодолев эту последнюю дверь, Морхинин встретил взгляд пожилой женщины в самовязаной коричневой кофте. Она сидела за массивным письменным столом и пила из большой чашки с золоченым ободком по краю. Рядом на тарелке лежали две баранки с маком и пирог безусловно домашней выпечки.

– Приятного аппетита, – вежливо заулыбался автор «Гуйфанов». – Мне подождать или… вы Боброва?

– Боброва, – кивнула женщина в вязаной кофте. – Путешествие? Экономический обзор? Что у вас?

– У меня рассказ.

– А у меня обед, – серьезно сообщила пожилая женщина. – Рассказы мы берем редко. Погуляйте по коридору пока что. Я закончу обедать, прочитаю ваш рассказ и вас позову. Кладите сюда, – она указала на угол стола.

Морхинин осторожно положил рукопись и на цыпочках удалился. Мотаться по коридору пришлось долго. Стулья у его стен отсутствовали, поэтому отдохнуть не довелось.

– Автор! – раздался из-за двери голос Бобровой. – Зайдите.