Убийство на Рождество. Для убийства есть мотив - Фрэнсис Дункан Страница 7

Свет незнакомке не понравился. Она повернулась так, что плечо заняло почти все зеркало, чем лишила возможности Тремейна продолжить наблюдение. Недвусмысленное движение многое объяснило.

Спутник оказался менее чувствительным. Он сидел лицом к зеркалу и не попытался сменить позу, хотя прищурился от света и посмотрел так, будто заподозрил официантку в намеренном вредительстве. Тремейн вспомнил фразу из «Юлия Цезаря»: «Тот Кассий голоден и худ». В зеркале туманно отражался сухопарый человек в изрядно поношенном плаще. Такому ничего не стоило затеряться в уличной толпе. Однако эффект зеркального удвоения электрического света подчеркнул верхнюю часть лица, и Мордекай Тремейн ясно увидел глаза: темные, широко расставленные под высоким открытым лбом, наделенные тлеющей в глубине мрачной силой, – вызывающие тревогу глаза, готовые в любую минуту вспыхнуть опасным огнем.

Делая вид, будто не подозревает о существовании зеркала, Мордекай Тремейн медленно пил чай. Вряд ли пара обратила на него внимание и заподозрила особый к себе интерес. После первого мимолетного взгляда мужчина и женщина снова сосредоточились друг на друге.

Разговор по-прежнему продолжался, когда Мордекай Тремейн заплатил по счету и вышел из чайной. Возвращаясь к машине, он все еще размышлял о случайно встреченных людях. Тремейн всегда размышлял о людях. Любил придумывать, кто они, откуда и куда направляются, как живут. Обычно не составляло труда определить их место в обществе, род занятий и характеры. Однако только что встреченная пара не соответствовала привычным типажам, и воображение отказывалось сотрудничать.

Вспомнилось лицо женщины с круглым ртом и бледными губами. Губы слегка дрожали и выдавали неуверенность. Жизнь не баловала хрупкое создание, похожее на готовую сломаться под ударами судьбы фарфоровую куклу. Что связывало незнакомку с ее собеседником? Узы брака? Руки остались вне поля зрения Тремейна, и кольца он не видел.

И все же, дав пищу для ума, случайная встреча вскоре стерлась из памяти Мордекая Тремейна. Он так и не узнал, соответствовал ли вымышленный образ правде или совершенно обычные люди неведомо для себя приобрели таинственные черты, о каких в реальной жизни даже не помышляли. Обычные? Нет, определение не годилось. Пара держалась настороженно, слишком настойчиво старалась спрятаться в полутьме и остаться незамеченной.

Через несколько минут усердные попытки выбраться с перегруженных автомобилями и людьми улиц Калнфорда пресекли праздные размышления. Когда город остался позади, а впереди тонкой извилистой линией обозначилась дорога в Шербрум, вести машину стало труднее. Снег усилился, а постоянный транспортный поток, способный утрамбовать плотную массу, здесь отсутствовал, и потому пришлось, унизительно сбавив скорость, двигаться почти ползком.

В Шербруме уже стемнело. Во многих домах зажглись масляные лампы. Светящиеся окна на фоне старинных темных строений с покрытыми снегом крышами создавали сказочный пейзаж, напоминавший сцену из пантомимы или детской фантазии. Деревня эльфов в снегу. Мордекай Тремейн представил, как добрый великан осторожно поднимает декорацию и ставит на сцену, в свет рампы.

Деревня Шербрум пользовалась заслуженной славой одного из самых привлекательных уголков Королевства. Из года в год фотографии старинной гостиницы и древней норманнской церкви украшали путеводители и другие популярные издания, посвященные красотам старой доброй Англии.

Оставаясь в стороне от главного шоссе и довольствуясь скромным автобусным маршрутом, Шербрум прекрасно существовал без железной дороги: ближайшая станция находилась в Калнфорде. Удаленность от мира праздных гостей, сувениров и чайных павильонов позволила деревне сохранить первозданный облик – тот самый, в каком ее застал Генрих VIII, явившись, чтобы разграбить соседнее аббатство. Местных жителей, вынужденных терпеть санитарные неудобства и долгими зимними вечерами довольствоваться масляными лампами, это обстоятельство не радовало. Утешались они лишь тем, что не пали жертвой преобразований во имя сомнительных идеалов технического прогресса.

Мордекай Тремейн не знал, где расположен Шербрум-Хаус, однако впереди тянулась одна-единственная дорога, по которой он и направился. Возникла смутная тревога: тьма сгущалась, так что пропустить пункт назначения ничего не стоило. Тремейн проехал около мили по постоянно сужавшейся, теперь уже покрытой льдом дороге, когда в сотне ярдов впереди заметил возле живой изгороди темную фигуру. Он осторожно притормозил и остановился.

– Простите, пожалуйста, – вежливо обратился Тремейн к незнакомцу, – не могли бы вы подсказать, где находится Шербрум-Хаус?

Мужчина смерил его долгим пристальным взглядом. Высокий, в плотном пальто с поднятым воротником, он казался очень массивным. Мордекай Тремейн занервничал, хотя странный незнакомец не проявил признаков враждебности. Ощущение неясной угрозы создавала его неподвижность среди снежного мрака. Но ответ все-таки последовал.

– Шербрум-Хаус здесь, – произнес человек. – Перед вами.

Мордекай Тремейн настолько обрадовался, что почти не обратил внимания на нелюбезный тон. Действительно, в нескольких ярдах от дороги две каменные колонны отмечали въездную аллею.

– Спасибо, – улыбнулся он. – В темноте не заметил ворота.

Он осторожно развернул машину, чтобы вписаться в просвет между колоннами. Проезжая мимо незнакомца, приветственно поднял руку, но тот не отреагировал. Тремейн заглянул ему в лицо и испытал едва ли не шок: в чертах сквозила откровенная, неприкрытая злоба. Душу этого человека переполняла ненависть.

В следующее мгновение Мордекай Тремейн уже ехал по аллее. В нескольких ярдах от колонн, за поворотом, взору впервые открылся Шербрум-Хаус. Дом стоял примерно в четверти мили от поворота – высокий, темно-серый, вздымающий остроконечную крышу в сумрачное снежное небо. «Старинный», «таинственный», «угрюмый» – такие эпитеты приходили на ум при первом взгляде на замок. Несколько освещенных окон усиливали это впечатление.

Мордекай Тремейн поспешил заглушить промелькнувший в сознании шепот страха и постарался не обращать внимания на сжавший сердце холод: темнота, снег, напряжение и усталость долгой дороги не оправдывали малодушных уступок причудам не в меру разыгравшегося воображения, – однако убедить себя так и не удалось. Подъезжая к массивному дому с высокими двустворчатыми окнами, Тремейн все отчетливее ощущал, что рок вершит свой суд где-то поблизости, а впереди маячат тьма и ужас.

Любезное приветствие Николаса Блейза и яркое пламя камина заставили Тремейна забыть о недавней подавленности и дурных предчувствиях. Вместе с умиротворяющим теплом весело пылающих дров вернулось душевное равновесие. Наступила уютная реальность дружеского общения и счастливого Рождества.

Мордекай Тремейн отличался незамутненным, по-детски гибким восприятием мира. Ему ничего не стоило в течение нескольких секунд перейти от глубокой депрессии к безоблачному оптимизму, от мрачного ожидания несчастья – к наивному восторгу перед лучшим из миров.