Перчатка немецкого рыцаря - Наталья Александрова Страница 7

Раньше так было часто, со временем она смогла сладить с собой. Вот уже несколько лет все было спокойно. И надо же было столкнуться с этим художником, чтоб его совсем…

Тогда, пятнадцать лет назад, она была летом в студенческом лагере где-то в области, кажется, за Лугой. Кажется, лагерь считался спортивным, во всяком случае, отчим утверждал, что так. Где-то он достал путевку по случаю совсем недорого.

Арина помнит, что не хотела ехать. Мать с отчимом собирались на море, она прекрасно провела бы время одна в городе. Читала бы, гуляла, ходила в кино. Но нет, отчим уперся, как так, говорил, оставить девчонку восемнадцати лет одну почти на месяц? Да мы по возвращении и квартиры своей на месте не найдем, понаведет тут компаний разных, устроит черт-те что!

Он никогда не стеснялся в выражениях. Хотя всегда преувеличивал, а то и откровенно врал, потому что Арина никогда за всю свою жизнь не давала повода к таким словам. Не бывали у нее шумные развеселые компании, подружки и то редко заходили, поскольку отчим такое не приветствовал.

И сама Арина редко куда-то ходила и возвращалась всегда не поздно.

«Живешь на мои деньги, – говорил отчим, – так будь добра, делай все, как я сказал».

Вообще эти слова – «я решил», «я сказал», «я велел», были в его лексиконе самыми главными.

Арина слышала их так часто, что выучила наизусть с малолетства. Отца она не помнила, мать говорила, что отца у нее не было.

– Как это? – спросила маленькая Арина, – откуда же я тогда взялась?

– Он нас бросил, – ответила мать, отвернувшись, и больше на эту тему они не говорили.

Она не помнила, как они жили с мамой вдвоем, отчим присутствовал в ее самых ранних детских воспоминаниях. Всегда недоволен, всегда сердит, всегда раздражен.

Арина только потом поняла, что она ему просто мешала. Тихая, некрасивая девочка, которая раздражала его своим присутствием, самим своим существованием, поскольку жена должна была волей-неволей уделять ей внимание, хотя и старалась делать это незаметно. Но ему казалось, что и того много, поэтому он вымещал свою злость на Арине.

Все это Арина поняла намного позже, когда повзрослела и полностью переменилась. А пока отчим сумел сделать так, что, от природы несмелая и небойкая, Арина превратилась в совершенно затюканную комплексами, малосимпатичную личность.

Сейчас у Арины нет детских фотографий, они остались у матери, да и вряд ли сохранились. Но она помнит некоторые снимки и сейчас видит взрослым опытным взглядом, что с ней все было вовсе не так плохо. Просто очень блеклое, бесцветное лицо, потому что отчим не разрешал пользоваться косметикой в школе. Он поставил себе целью поймать ее с поличным, он караулил ее у двери, чтобы она не успела прошмыгнуть в ванную, он устраивал жуткие скандалы, так что Арине просто хотелось тишины.

Когда в парикмахерской перед выпускным вечером ей сделали не только прическу, но и визаж, причем довольно скромный, почти незаметный, отчим обругал ее неприличным словом, но тут вмешалась мама. Кажется, впервые она встала на сторону дочери, крикнула, чтобы он не портил ей праздник.

Отчим обиделся и не пошел на выпускной, чему Арина была только рада.

В институт она поступила технический, отчим выбрал тот, где когда-то учился сам. Она вообще училась хорошо, успевала по всем предметам, но хотелось изучать языки и вообще что-то гуманитарное. Отчим еще в школе заявил, что денег ей на репетиторов у него нет, а если бы и были, то ни за что бы не дал. Ему в свое время никто не помогал, а вот выучился и стал человеком.

Насчет денег была правда, отчим денег зарабатывал мало. Что же касается человечности, то отчим обманывал себя. Вспоминая, как отчим вел себя с ней, маленькой девчонкой, за которую некому было заступиться, Арина знает, что человеком он был никудышным.

Таким образом, в институте появилось совершенно затюканное существо с затравленным выражением в глазах. Глаза-то были красивые – сине-серые, большие, когда Арина улыбалась, они сияли, однако улыбалась она очень редко, никто из студентов этой улыбки не видел. Да никто и не присматривался.

Так прошел первый курс, Арина ни с кем не подружилась, после летних экзаменов все разъехались, а в августе отчим достал путевку в студенческий лагерь.

Лагерь был так себе, бытовые условия оставляли желать лучшего. Располагался он далеко от основного шоссе. Когда-то давно там был пионерлагерь большого завода. Завод был богатый, денег не жалел, так что корпуса были каменные, внушительные, со временем со стенами ничего не сделалось, хоть лагерь и стоял заброшенный лет десять после перестройки.

А потом кто-то выкупил у завода большой участок, как видно, собираясь строить элитную базу отдыха. Но не то кончились деньги, не то возникли серьезные проблемы с местной администрацией, так или иначе, корпуса подлатали, очистили территорию и поселили летом нетребовательных студентов. Эти пешком от шоссе дойдут, капризничать не станут.

Как уже говорилось, от шоссе к лагерю вела грунтовая дорога, которая со временем совершенно испортилась, так что проехать по ней могли только продуктовая «газель» и джип директора лагеря, да и то тот являлся на работу далеко не каждый день.

Столовая располагалась в приземистом дощатом бараке, кормили невкусно – жидкий супчик, котлеты без мяса, по утрам всегда каша, причем исключительно без молока. Туалеты в корпусах кое-как работали, но душевая находилась во дворе – щелястая деревянная будка, и вода вечно холодная.

Но студенты, как уже говорилось, люди некапризные, тем более что все искупалось природой. Лагерь стоял в очень красивом месте, на берегу озера, километрах в полутора была деревня под названием Залесье. Зимой деревня тихо умирала, две трети домов стояли пустые, однако летом наблюдалось там некоторое оживление, люди приезжали из города, привлеченные красивыми местами – лес, полный грибов, озеро, полное рыбы.

Этот август был жаркий, так что вода в озере не остывала ночами. Алина настроилась тихо прожить три недели, ни с кем не вступая в контакт, тем более что девчонки в комнате попались все какие-то несимпатичные, сразу выказали ей свое отношение. Она не навязывалась, привыкла уже, что ее избегают.

С первого дня начал отравлять жизнь физрук – здоровенный громкоголосый дядька. Теперь-то Арина понимает, что есть люди (и их много), которым доставляет удовольствие обижать слабых и беззащитных, и если дать им отпор сразу же, то они отстанут или переключатся на другого.

Она так сделать не смогла, так что на спортивных занятиях он костерил ее так громко, что было слышно в соседней деревне.

Разумеется, заступаться за нее никто не собирался, все только хихикали, поскольку физрук изощрялся как мог. Шутки его были как у старшины-сверхсрочника.

Жаловаться было некому, не маме же звонить. Она тут же разболтала бы все отчиму, и по приезде он устроил бы грандиозный скандал. Для нее, дескать, все делается, путевку купили, от себя оторвали, а она… Дальше пошли бы эпитеты, самым приличным из которых был бы «свинья неблагодарная».