Направленный взрыв - Фридрих Незнанский Страница 70

Появился и еще один — Иванов Сергей Сергеевич, по непонятным причинам переведенный из солнечного Ташкента. И тоже: памяти — ноль. И загар на лице полностью отсутствует, хотя зимой, в ноябре, солнце в Ташкенте светит и греет вовсю. Обычно если переводили кого из Ташкента, то загоревших до чертиков, так как в южной жаре психи обычно не выдерживали духоты камер и большую часть времени проводили во внутреннем дворе.

Федора Ивановича Полетаева, относительно молодого врача, который работал в Ильинском всего лишь третий год, чрезвычайно заинтересовал этот феномен с практически полной амнезией.

«А чем я хуже остальных? — думал Федор. — Кто-то делает кандидатские и докторские на „поздней шизофрении“… А чем я хуже? Тем, что порядочнее?.. А вдруг мне удастся вытянуть материал на кандидатскую из этих феноменов, характер заболевания которых совершенно не прояснен в медицинских картах… А вдруг удастся сделать кандидатскую?!.»

Еще в институте Феде Полетаеву профессора со смехом говорили о некоем нашем докторе наук, который выдумал новую болезнь под названием «поздняя шизофрения»; причем этой болезнью, видимо «заразной», заболевают только люди творческих профессий: писатели, художники, композиторы… Мировой психиатрический конгресс резко осудил и поднял на смех эту самодеятельность русских «новаторов», изобретателей болезней. Но данный диагноз как нельзя лучше подходит для диссидентов, правозащитников и прочих малоугодных брежневскому и андроповскому КГБ личностей.

Нет, врач Полетаев не собирался что-либо выдумывать, он ни разу не использовал и не прописывал, хотя его не однажды настоятельно просил главврач, сульфазин — расплавленную серу, которая загонялась под кожу для создания болезненного «отвлекающего» эффекта.

И за это непослушание Полетаева очень не любили почти все, от контролеров до врачей — Кузьмина и Кошкина.

Полетаев знал, что версия с сульфазином, который якобы способствует некоторому выздоровлению, липовая. Кто-то на сульфазине сделал диссертацию, и не одну, пытаясь доказать, что когда у человека что-то болит, то у него повышается иммунитет, повышаются защитные функции организма, и… наступает выздоровление! Однако практика показывала, что никакого выздоровления никогда не наступало.

Если адская боль от сульфазина способствует повышению иммунитета, почему же его кололи писателю Фазилю Куциеву не в задницу, а непременно в ладони, так что руки распухали, словно огромные красные подушки, и он не в состоянии был держать карандаш или ручку…

Почему главврач Федор Устимович прописывал колоть сульфазин в икры ног тем, кто слишком часто ходил к нему с жалобами? После инъекции жалобщики месяц не могли самостоятельно подняться вверх по лестнице, в кабинет главврача…

«Ложь, ложь, всюду ложь… — думал Полетаев. — А я-то надеялся, выбрав в институте специализацию по психиатрии, помогать диссидентам, лечить больных, помогать людям, одним словом!.. И что же? Я здесь совершенно беспомощен и никому за два года еще практически не помог. Разве что тайком отменяя или уменьшая дозу галоперидола, за что тоже ненавидит меня главврач…»

Александра Романова негодовала, готова была взорваться и, наконец, взорвалась.

Она шарахнула кулаком по столу, лишь только находившийся в ее кабинете Меркулов собрался что-то возразить. Грязнов с Левиным, также приглашенные Романовой, сидели молча.

Один из пяти телефонных аппаратов на ее столе жалобно звякнул — тот аппарат, называемый «вертушкой», который стоял у нее уже лет восемь, еще с тех более-менее спокойных, догорбачевских времен.

Шура Романова, шарахнув кулаком по столу, вскочила, схватила этот черный аппарат и вскричала:

— Вот как запущу сейчас в тебя, Костя, если еще одно слово мне поперек скажешь! — Романова с силой швырнула звякнувший аппарат на стол.

Меркулов давно не видел Романову в таком состоянии, он решил прикусить язык.

А Шура, выпятив вперед животик и демонстративно уперев кулаки в бедра, желая подражать рыночной торговке, продолжала:

— Доигрались, авантюристы! Как вы меня охмурили, дуру старую! А я-то, бабка придурошная, поверила вам. У меня такое впечатление, Костя, что вы все против меня сговорились! Да я уйду на пенсию! — махнула она рукой. — А вы — сговорились! Ты, Меркулов, метишь в генеральные прокуроры, а тебя все равно никто не назначит!.. После подобных ваших авантюр еще и из органов попрут.

— Но пока ничего не произошло, зачем так волноваться? — попытался тихо возразить Грязнов.

Левин сидел потупившись, рассматривая свои ногти.

— Я говорила, я предупреждала! Неужели ты, Меркулов, с твоим опытом, не мог понять, что дело все равно уйдет к гэбистам?.. Тухлое дело! Или тебе не дают спать лавры Гдляна? Так и скажи! Ну куда вы сунулись, не зная броду! Вы просто не любите Турецкого и никогда его не любили и не ценили! А я люблю Сашу, у меня тут все внутри… — Романова постучала себя ладонью по пышной груди, — переворачивается! Ну чего вы добились? Того, что Турецкого через полгода немецкая полиция выловит из Рейна? Его объеденный рыбами труп мы получим — вот чего вы добились!

Костя почувствовал, что раскаляется, на лбу у него выступили мелкие капельки пота, щеки и нос покраснели. Он механически полез в карман за «Дымком». Но Шура Романова постучала пальцем по столу:

— Не курить у меня в кабинете!

Меркулов, сделав недоуменное выражение лица, сунул сигареты в карман.

— Я уверен, Турецкий объявится, — вновь попытался взять инициативу в свои руки Грязнов.

— А ты-то куда лезешь… У тебя дело Самохина, вот им и занимайся!

— Но мы договаривались, что будем друг другу помогать. И потом, они же все друг с дружкой повязаны: и Самохин, и убитый Сельдин, и убийство Гусева с Холод — это звенья одной цепи!.. — Грязнов уже начал злиться на Шуру.

Александра Романова, излив часть переполнявшего ее гнева, немного сбавила обороты.

— Без тебя знаю, не дура, поди, рыночная, — буркнула она и плюхнулась в кресло. — Значит так, ребята-демократы, вот что вам доложу. Дело со взрывом «мерседеса» действительно не наше, я сейчас перед вами как на духу, надеюсь, веришь, Меркулов?

— Пытаюсь, — мрачно пробурчал Меркулов, стараясь что-то рассмотреть за наполовину зашторенными окнами кабинета Романовой.

— Повторяю, убийством банкира и журналистки мы совершенно не вправе заниматься, так как документы в «дипломате», который должна была получить редакторша «Новой России», ей должен был передать… — Романова сделала многозначительную театральную паузу, — агент ЦРУ! Да-да, журналистке из демократической газеты должен был передать компрометирующие наши войска документы не кто-нибудь, а самолично цэрэушный агент, некто полковник Васин! Я даже не удивлюсь, если окажется, что эта редакторша сама снюхалась с людьми из Лэнгли.

В кабинете Романовой повисла звенящая тишина, точно после оглушительного взрыва.