Кто правит бал - Фридрих Незнанский Страница 72

Грязнов просмотрел бумаги задержанного и документы на машину. Машина охранного агентства «Гефест», а задержанный Бондарев Игорь Игоревич — оперативный сотрудник того же агентства. Никаких даже намеков на ФСБ.

Или Денис ошибся, или…

— Придется проехать для составления протокола, — официально произнес Грязнов.

— Какой протокол? Потрудитесь объяснить, что я нарушил.

— Вы, кажется, хотели составить жалобу, вот и составите.

— Верните мне документы и позвольте проехать, — нагло напирал Бондарев.

— Садитесь в машину, — вежливо попросил Грязнов, а Демидыч довольно бесцеремонно затолкал задержанного на заднее сиденье «опеля». «Ниву» и «Москвич» пришлось оставить: их было всего четверо на три машины — не позволять же задержанному ехать с кем-то наедине. Грязнов вызвал своих людей, чтобы отогнали машины в гараж, на Петровку, 38.

— Это определенно тот второй автоматчик, который унес у нас из-под носа труп, — убеждал Грязнова Денис, когда Бондарева отвели в отдельную комнату и попросили подождать, предоставив ему письменные принадлежности для написания жалобы. — И Демидыч его тоже опознал. Он пер за тобой внаглую…

— Все равно не стоило его хватать. Во-первых, ты сорвал мне встречу и как теперь повернется дело — неизвестно. А во-вторых, что у нас на него есть? Твои с Демидычем показания, что он в вас стрелял? А они вытаскивают труп его напарника и поворачивают все так, что они защищались. Или того лучше: они представляют нам роту свидетелей, которые видели, как он в момент вашей битвы плыл на теплоходе из Ниццы в Марокко.

— Кто они? Он, между прочим, корочкой ФСБ у нас перед носом не махал.

— Молодец, я это тоже заметил, потому и не отпустил его сразу с извинениями. Но если ботинки, в которых он был у Ожегова и в твоей машине, уже гниют на свалке…

— Не гниют, — убежденно откликнулся Денис.

Тяжелые итальянские туфли вареной кожи на толстой рифленой подошве были почти новыми, не содержавшими характерных следов стаптывания или других индивидуальных признаков владельца. Но в прорезях на подошве сохранилось немало ценного, и эксперты уже через пару часов смогли подтвердить: состав микрочастиц тот же.

Грязнов живо подписал у Меркулова постановление на обыск квартиры Бондарева и там обнаружил то, что искал: в квартире шел перманентный евроремонт, и на всех подошвах имелись следы раствора, которым грунтовали стены и потолок в комнатах. Документов, указывающих на причастность Бондарева к ФСБ, не было и здесь.

— Расскажите, как вы убили Ожегова, — задал Грязнов первый вопрос.

У задержанного было время подумать и выработать тактику поведения, но Грязнова это не волновало. Это сопливых воришек нужно лепить тепленькими, пока они еще под впечатлением ареста. Бондарев, видно, парень ушлый, и на мякине его не проведешь. Ему нужны неопровержимые доказательства вины, которые не уложатся ни в одну из придуманных им версий собственной защиты.

— Я уже написал жалобу прокурору. Сначала вы меня незаконно задерживаете, потом обвиняете в угоне чьей-то машины. Теперь дело уже дошло до убийства. Я требую адвоката и не собираюсь до его прихода отвечать ни на какие вопросы.

— Это ваша обувь? — продолжал Грязнов, выкладывая на стол полиэтиленовый пакет с ботинками, которые еще несколько часов назад были на Бондареве.

— Я не буду отвечать на ваши вопросы.

— Хорошо. Я имею полное право задержать вас на семьдесят два часа даже без предъявления обвинений. Отправляйтесь в камеру и подумайте, как строительный мусор из вашей квартиры смог оказаться под трупом Ожегова, на месте перестрелки и в угнанном джипе.

Первый допрос закончился ничем. Но Грязнов особенно и не рассчитывал, что Бондарев заговорит. Он, очевидно, надеется, что его вытащат, уверен, что Грязнов уже на крючке у его хозяев. Ну-ну, надежды юношей питают…

Однако какое отношение он все-таки имеет к ФСБ? Или он как раз не имеет, а его напарник имел? И кто этот доброжелатель, неужели сам Мефистофель? Если это так, то арестованный Бондарев представляет для него гораздо большую опасность, нежели Гвоздь. Вряд ли Гвоздь соврал, что не знает Мефистофеля в лицо, и тем не менее его убили. Грязнов решил, что ему представляется реальный шанс распутать даже не два, а три дела одновременно: покушение на Турецкого, убийство Гвоздя и убийство Ожегова, по крайней мере на уровне исполнителей. Муровского «крота» нужно на Бондарева, как на живца, ловить, и когда тот воочию увидит, как с ним пытались покончить его же хозяева, он непременно захочет отплатить им тем же и расскажет все, что знает.

Турецкий постарался гармонично влиться в толпу радостно-оживленных зрителей, пришедших на открытие немецко-российской выставки «Конверсия-99». Зрелище, надо сказать, было не слишком редким для крупного, бурлящего Мюнхена, и потому толпа могла называться толпою только с большой натяжкой. Немцы пришли поглазеть на довольно рядовое зрелище исключительно из-за нетипичного присутствия местных промышленных воротил и заморских, а именно российских, представителей государственной власти. Русских, правда, в последние годы здесь навидались, но все ж таки не каждую неделю российский премьер-министр братается с мюнхенским народом. К тому же, и это всегда поражало Турецкого, к Фроловскому в Германии относились как-то до странности тепло. Складывалось впечатление, что облеченные властью его уважают, а простой немецкий народ прямо-таки любит, хотя Турецкий не понимал, как можно любить человека, который не пьет пива.

Чувствуя себя белой вороной, ибо ему, в отличие от остальных, были до лампочки и присутствующие светила, и победы конверсии, о которых с подъемом начал вещать у микрофона Фроловский, Турецкий неуверенно терся в задних рядах с совершенно определенной целью, не имеющей ничего общего с проблемами конверсии. Ему нужно было привлечь внимание Качаловой, которая стояла за плечом мужа и героически пыталась скрыть одолевавшую ее скуку, и при этом не попасться на глаза самому Фроловскому.

С чего вдруг у него появилось непреодолимое желание увидеть Качалову (а если честно, не только увидеть), Турецкий и сам не смог бы объяснить. Но это свербящее желание заставило его провернуть множество дел в поражающе короткий срок. Он раздобыл буклет выставки, из которого путем тщательных арифметических расчетов выяснил, что при некоторой ловкости он может умыкнуть Веру с данного ответственного мероприятия без вреда для стабильности международных отношений. Он успокаивал свою совесть тем, что укрепление межличностных отношений граждан не менее важно, чем поддержание отношений на межгосударственном уровне. Обзвонив несколько мест, пригодных для намеченного времяпрепровождения, он наконец определился с территорией, вытребовал от нее ключ и гарантию уединенности на целый час. При этом Александр Борисович не обманывался насчет действенности данной ему гарантии, ибо выбитое им помещение было ни больше ни меньше чем конспиративная резервная база центра управления «Пятого уровня» в Мюнхене и могло понадобиться любой непосвященной собаке в любой неподходящий момент.