Во власти мракобесия - Андрей Ветер Страница 73

Романюшин лишь пожал плечами в ответ и продолжил:

– Потом Якубовский велел Панкратову назначить Солдатова на должность начальника Управления по экономическим преступлениям ГУВД Москвы. Панкратов взял под козырёк, и вот Сергей Солдатов до сих пор возглавляет УЭП. А любовь Якубовского Солдатов заработал тем, что регулярно поставлял ему антикварные книги. Эти книги сейчас хранятся у Якубовского в Канаде, в собственном доме, на втором этаже. Их воровали из музеев, библиотек и государственных хранилищ России. Мой личный шофёр регулярно приезжал домой к Сол-датову, забирал связки книг и доставлял их Якубовскому. Бывало, что Солдатов собственноручно провозил антиквариат через границу. Но не только он, иногда и Кондрахин, нынешний первый помощник Шумейко, вывозил антиквариат в Торонто. Однажды, когда Конд-рахин пытался вывезти две сумки старинных манускриптов через VIР-зал Шереметьева, его не пропустила российская таможня. Но я вмешался, у меня же удостоверение помощника первого вице-премьера. Удалось уладить, и эти две сумки книг позже улетели в Цюрих. А через Цюрих их переправили к Якубовскому в Торонто… Романюшин ещё долго в подробностях излагал то, что он знал о Якубовском, затем сотрудники СБП плавно вернули его к личности Шумейко.

– Ну, Владимир Филиппович Шумейко приложил руку ко многому… Именно он подписал распоряжение о назначении Якубовского полномочным представителем правоохранительных органов, специальных и информационных служб в правительстве Российской Федерации. Он же пробивал Якубовскому генеральское звание, хотя для этого не было просто никаких оснований. Понятно, что за бесплатно такие вещи не делаются… Но знаете, иногда ведь не только деньги пробивают дорогу. У них там, наверху, иногда просто чьего-то слова бывает достаточно. Много там всяких непонятных людей бродит.

– Вы про Машковского слышали что-нибудь?

– Григорий Машковский знаком со всеми. – Романюшин облизал набухшие губы и быстро-быстро заморгал, будто что-то попало ему в глаз. – Фигура для меня таинственная. Я не выполнял ни одного его поручения и к нему никогда ни с какими делами не ездил. Но знаю, что он поддерживает тесные связи почти со всей правительственной элитой. Очень жёсткий человек. Не доверяет никому. Если чем занимается, то контролирует лично… Шумейко как-то сказал про него: «Модестович – опасный старик. Не любит никого, похоже, даже себя». И Петлин тоже так думает. Мне кажется, что они даже боятся его, хотя у них в руках находятся все рычаги власти. Да, пожалуй, побаиваются. Он очень странный, этот Григорий Модестович… По-настоящему Машковский ценит только искусство; всё остальное, как люди, так и вещи, – это для него лишь средство для достижения поставленных задач.

Трошин остался доволен поездкой в Тель-Авив. Из аэропорта он направился домой, чтобы принять душ и привести себя в порядок, а потом намеревался поехать на работу. После солнечного Израиля Москва казалась слишком угрюмой, несмотря на сочную желтизну осенних аллей.

Возле подъезда нагнал возвращавшуюся из магазина соседку по этажу. Анастасия Никитична закивала головой, здороваясь.

– Откуда ж так рано, Серёжа?

– Работа подняла. Как ваши дела, Анастасия Ники тична?

– Ой, плохо, Серёжа, плохо.

– Что случилось? Может, помочь чем-то?

– Никита мой совсем места не находит себе. – Лицо соседки в одно мгновение как-то скривилось и обвисло. – Пить начал! Ой как пьёт-то! Девушка у него погибла недавно… Лариса… Да вы, кажется, видели её у нас.

– Я знаю. Но тут уж ничего не поделаешь.

– Знаете?

– Да, видел её в тот день на улице. Уже мёртвую.

– Ой, Серёжа, не знаю, что и делать. – Анастасия Никитична громко застонала, как это умеют делать некоторые женщины, пробуждая своим голосом в окружающих животный ужас. – Может, зайдёте, поговорите с ним?

– Да что я могу сказать ему?

– Вы мужчина, – всхлипнула она, оборвав завывание. – Меня он просто гонит.

Трошину совсем не хотелось в ту минуту заниматься душеспасительными беседами, но он почему-то согласился.

– Спасибо, Серёжа, спасибо вам, – бормотала сосед ка, пропуская его в квартиру.

В кухне, где сидел голый по пояс Никита, плавал густой дым. На столе стояла бутылка водки, лежали обрезки колбасы и оторванные от буханки куски хлеба.

– Здорово, братишка. – Трошин сел напротив. – А ты не рано начинаешь? Ещё и полудня нет.

– Чего надо? – Никита смотрел исподлобья, в глазах плавало плохо скрываемое раздражение. – У меня поминки. Невесту мою убили…

– Невесту? – удивился Трошин. – Это ты её невестой считал? Или она тоже так думала?

Никита молча раздавил окурок в пепельнице и провёл рукой по своей коротко остриженной голове.

– Знаю, щас станете говорить, что Лариса сама нарвалась на это, мол, путана, мол, ничего другого и не заслужила… А пусть путана! Мы друг друга стоили! Отбросы!

– По-моему, я ничего такого не говорил.

– Зато вы так думаете. Разве я не понимаю? Да, она была проституткой! А я разве не проститутка? Я ещё хуже, я – червь бесхребетный. Попёрся туда, куда меня наши сраные правители погнали… кровью харкать под пулями! Ядрёна вошь, теперь локти кусаю. Нужна мне, что ли, эта Чечня? Чего ради я должен был подыхать там? – Никита повёл воспалёнными глазами. – Не ради же денег. И не ради идеи. Вот и получается, что я хуже проститутки – себя отдал, а получил шиш.

Он поднёс ко рту стакан, глотнул, но поперхнулся водкой и раскашлялся, низко склонившись к столу. Его плечи ходили ходуном.

– Ты бы не глушил так, – сказал Трошин. – У тебя вся жизнь впереди. И жена будет, и дети, и счастье. Сейчас трудное время; собственно, оно никогда не бывает лёгким. Тебе досталось круто, но всё-таки повезло, что не по полной программе. И если ты мужчина, то должен взять себя в руки. Твоя жизнь только начинается.

– Да что вы понимаете в моей жизни? – Никита приподнялся, но тут же сел обратно. – Вы же гэбэшник! Вы же мыслите не как все. Вы на людей плюёте, всех готовы в шпионы записать. А то я не слышу, что по телевизору говорят… Вам бы только вынюхивать да вынюхивать… Вон сколько в сталинские годы людей сгноили…

Трошин встал. Соседка со страхом следила за ним из двери, шепча себе под нос: «Господи, ох Боже ты мой…»

– Если ты не полный дурак, – спокойно сказал Трошин, – и если не сопьёшься, то когда-нибудь поймёшь, что ты сильно не прав в том, что ты сейчас сказал.

Он вышел из кухни, но тут же вернулся и проговорил очень жёстко:

– А что касается пьянства, то зачем же убивать себя таким медленным и трусливым способом? Водка не избавит тебя от трудностей, солдат. Мать пожалей! Неужто ей теперь до конца дней смотреть на твою безвольную пьяную рожу? Не хочешь жить – прыгни из окна, всё кончится сразу. Извините, Анастасия Никитична, – взглянул он на соседку, – но вы просили, чтоб я с ним по-мужски…