Кружева лжи - Анастасия Дока Страница 78

Рукавица с трудом сдержался, чтобы не ударить Виталину.

– Ничего. Ты ответишь, мразь. За всё ответишь.

Имя выбили. Начали поиски упомянутого Вени, оказавшегося при дальнейшем и более тщательном допросе, Вениамином Валерьевичем Содиным, таксистом известной компании перевозок. Начали поиски.

Тщётно.

Последний раз Содин появился на работе за день до поимки Чириной, а после пропал. Он не появлялся ни там, ни дома.

Исчез.

Коллеги, работодатели дали невразумительную информацию о его скрытности, некой отчуждённости. Мол, работал он хорошо, жалоб и нареканий на него не поступало, но был тих, не болтлив и ни разу не замечен за личными разговорами по телефону. Есть у него родственники, нет оставалось неясным. Жены и детей не было. Это стало известно, когда полиция наряду с управленцами пробивали его по базам данным.

Чист. Не привлекался, не сидел. В психдиспансере не наблюдался. Приличный гражданин, о чьём исчезновении никто не сообщил.

«Затаился…» – решил Рукавица, но продолжил копать под Содина.

Ничего.

Прошло две недели, приближался Новый год, а никаких намёков, угроз в адрес Селивёрстовой или кого-то из участников дела не поступало. Тишина. Будто Чирина соврала о Содине.

Будто месть намечалась лишь в её больном мозгу.

Тоже предположил и врач. Он обследовал притихшую и болезненно отстранённую Чирину, – она замолчала, признавшись, что картину с силуэтом написала сама, копируя то, что увидела у первой мамы, когда начала следить за бывшей семьёй, а морскую тематику любила Клара, – и заключил – принудительное лечение. Никто не удивился. Александру исход даже порадовал. Она по-прежнему не считала Виталину монстром. Убийцей – да, но никак не чудовищем, ведь неизвестно, как бы повернулась её жизнь, останься она в своей первой семье и получи чуть больше любви и понимания у близких.

Не реши родная мать оставить девочку в роддоме, хотя…

Ту женщину нашли. Помогло Управление и связь Власовых. Женщина умерла в возрасте сорока лет, от передозировки лекарств – своей не первой попытки уйти из мира.

Нет. Такая судьба Чириной явно ничем бы не помогла.

Александра Виту жалела.

Снежане рекомендовали психолога: даже после откровенного разговора с сестрой та продолжала жалеть сестру. Кроме того, она её простила.

«Это не Вита убивала», – убеждённо говорила Снежана, – это делали те, кто внушил ей, будто она плохая. Сама Вита не могла убить нашу маму, тётю. Ангела. Нет. Её заставили. Её подавили гипнозом!»

Что касается собственных сеансов гипноза с Чириным, то о них она не помнила. В память врывались фрагменты прошлого, но молниеносно, нечётко. Сознание блокировало события, произошедшие после пропажи сестры.

Снежана помнила: как они с родителями искали Виту, как приезжали в дом за городом. И на этом всё. Провал.

Чирин, в чьём сердце Селивёрстова искала хоть что-то хорошее, не сохранил и капли тепла. Он не сообщил, как вернуть Снежане воспоминания и нисколько не жалел о содеянном. Чирин считал, что ради любви можно пойти на что угодно. Настаивал на правоте.

Он умер за несколько дней до Нового года.

Сердце.

Гольцева осудили. Он сам сдался в полицию, в родной отдел, но, учитывая, смягчающие обстоятельства и личность убитого, а также многократные беседы Александры с судьёй, его отпустили под залог: помог Рукавица, лишив жену Лизу очередного отпуска где-то в тёплых краях.

Тридцатого декабря о Содине и об опасности на время забыли. Начались приготовления к празднику. Запоздало, но всё же.

Рукавица вместе с женой и сыном получили неожиданный подарок от Власовых – приглашение в пустующий дом посёлка. К счастью, это был не дом Чириных и не тот, где Содин прятал тело Михаила Розгина – тоже пустующий.

Коттедж находился в самом конце посёлка, почти в лесу, и Лиза настояла на том, чтобы принять подарок от бизнесмена. Она так давно мечтала побывать в «Жемчужине». Но Рукавица, знавший изнанку посёлка, отказался.

Власов, глубоко ценивший хороших полицейских и, не привыкший получать отказы, выписал им путёвку в Зеленогорск. Лиза была на седьмом небе.

Снежана встречала бой курантов одна. С Марком они расстались. Он налаживал отношения с дочерью и пытался не быть врагом бывшей жене. Снежана радовалась. Она считала семью – самым важным, бесценным подарком, поэтому, сидя у ёлки, писала письмо Виталине. Ничего такого. Лишь о том, что она ей желает выздоровления и мира в душе. Что она её ждёт домой.

Александра не хотела встречать праздник. Накануне они вдрызг разругались с матерью. Та опять начала её называть ненормальной, винить во всём работу и дедушкины гены.

«Он был психом, и ты такая же! Знай, мы с отцом к тебе не приедем!» – крикнула мать. Бросила трубку.

Александра не заплакала. Лишь надела сразу две пары ярко-оранжевых носков, так напоминающих зарубежные апельсины из рекламы, и уткнулась в книжку. Это была классика – «Алые паруса».

Хотелось любви.

Она не могла отделаться от мыслей о Диме. Не знала, почему, но она его любила. Вручила ему своё сердце, как только увидела синие глаза и галстук цвета индиго.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Александра отдала бы всё на свете лишь бы оказаться рядом. Поспорить, поругаться. Просто узнать, что он жив. И, возможно, нет, скорее всего, счастлив без неё.

Звонок в дверь уже после боя курантов смутил, взбудоражил. Встревожил. Родители ехать отказались, а если она кого и ждала, так это Бриза, но он за всё это время ни разу не позвонил. Так стоило ли надеяться?

На пороге стоял друг с огромной коробкой. Виновато улыбался.

– Соседка-бабулька впускает всех подряд. Я с ней столкнулся у подъезда. Она горошек для «Оливье» покупала, домой возвращалась. Рассказала про дикие цены, дикую очередь и сына-олуха, который забыл поставить ёлку, а сама она не может. И что он приехал только сейчас и теперь мучается с искусственным деревом. Она ещё про пенсию хотела рассказать, своё давление, но я вручил ей коробку с тортом и убежал. Так что… извини. На этот раз без десерта. Но зато я принёс обалденный подарок и… и… Впустишь?