Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало - Карина Тихонова Страница 78

— Да что это я… Как будто можно оправдаться.

Встала со стула и накинула на плечи длинное темное манто, отделанное сверкающим драгоценным мехом.

— Пойду я, Аля. Здоровья тебе желать глупо, ты и так здоровая… Спасибо, что все мне рассказала. Не бойся, ничего с твоей дочерью не случится.

— Я знаю, — тихо ответила собеседница.

— И насчет денег не волнуйся. Я обо всем позабочусь.

— Спасибо тебе, Евдокия. Прости меня за прошлое.

— Да и ты меня прости, — ответила Евдокия Михайловна и пошла к двери. Обернулась и спросила, прежде чем выйти:

— Увидимся еще?

— Обязательно увидимся, Дуня, — ответила собеседница, Но после того, как дверь за гостьей закрылась, упала на подушку и тихо прошептала:

— Прощай, Евдокия. Прости за обман.

Есть в нашей жизни день, который предшествует беде. Сначала кажется, ничего в нем нет особенного: день как день. Но уже потом, собирая в памяти все обрывки воспоминаний и связывая их в единую ниточку, понимаешь: это был плохой, тяжелый день.

Черный день. День-предшественник.

Черный он не потому, что вслед за ним происходит что-то страшное. А потому, что именно в этот день невидимое напряжение достигает своего пика.

— Слушай, отстань от меня! — заорал Федька на свою сестру. — Чего ты меня без конца цепляешь?!

— Это потому, что я тебя терпеть не могу, — объяснила Стаська ровным голосом.

— Я тебя тоже не выношу. И что? Я тебя трогаю?

— Попробовал бы ты, — сказала Стася, усмехнувшись. — Даже интересно, что у тебя получится…

— Вот и меня не трогай!

— Должна же от тебя быть какая-то польза, — презрительно бросила сестра через плечо. — Ты у нас кто? Домашнее животное. Вроде кошки, только не такое симпатичное. А домашнее животное должно у хозяев стресс снимать. Вот и давай, работай…

— Щас, — язвительно пообещал брат. — Наизнанку для тебя вывернусь…

— Фу!

И Стаська брезгливо поморщилась, представив себе неаппетитную изнанку Федьки. Горы сала пополам с горами дерьма.

— Ты не мог бы предложить что-то другое? — спросила она с отвращением.

— Ну, могу, например, станцевать.

— Танцуй.

— Сто долларов, — быстро сказал брат.

— Ты что, Анна Павлова?

— Нет, я Олег Попов, — веско ответил Федька.

— Танцуй, я посмотрю…

— Аванс гони!

Стаська вынула из джинсов пятисотрублевую купюру и бросила брату. Тот ухватил бумажку в воздухе, аккуратно свернул и спрятал в карман клетчатой фланелевой рубашки.

— Вы оплатили пятиминутный танец, барышня.

— Танцуй, я засекаю…

И Федька упер толстые руки в не менее толстые бока.

— Индийское движение! — объявил он ликующе.

И быстро-быстро задвигал бедрами, боком наступая на Стаську, развалившуюся в кресле гостиной.

Та от неожиданности широко раскрыла глаза. Тут было на что посмотреть.

Рыхлое полное тело брата ходило ходуном, скручиваясь и раскручиваясь, как резиновая спираль. Толстые ягодицы задавали ритм, а обвисшая грудная мышца отставала от него, по крайней мере, на два такта: очень уж медленно проходила вибрация через мощные жировые складки живота. Тем не менее, движение выглядело странно кокетливым: словно исполнял его не тридцатилетний раскормленный на убой мужик, а переодетая немолодая женщина.

Федька добрался таким макаром до кресла, в котором сидела сестра, опустил руки и сердито сказал:

— Хватит с тебя за такой аванс.

Стаська пришла в себя от неожиданности и расхохоталась. Брат, не обращая внимания на ее смех, достал купюру из кармана и еще раз полюбовался на нее. Даже обнюхал, как собака.

— Бис! — надрывалась сестра, изо всех сил хлопая в ладоши. — Ой, не могу… Филя, у тебя, оказывается, есть талант! Ну, повтори, светик, не стыдись…

— Деньги гони! — хладнокровно потребовал брат.

— А спеть можешь? — корчась от хохота, с трудом говорила Стаська.

— За отдельную плату, — предупредил брат.

— Семен Семеныч! Само собой!

— Тогда — могу…

Стаська размазала по лицу слезы и достала из кармана еще пятьсот рублей.

— Мало!

— Ну, хорошо.

И размякшая от смеха Стаська добавила еще пятьсот.

— Хватит? На песню и танец?

— На короткую песню и на короткий танец, — хватит.

И брат снова встал в позу. Стаська немедленно схватилась за бок.

— Индийская народная песня! — торжественно объявил Федька. — Сопровождается пантомимой! Исполняет Фиделио Русанов!

Стаська взвизгнула от хохота и чуть не свалилась на пол. Федька начал речитатив, чуть покачивая толстыми рыхлыми бедрами.

— И дошло до меня, о великий царь, что жили в славном городе Багдаде…

— Идиот! — заорала Стася, давясь хохотом. — Багдад в Ираке, а не в Индии! Шехерезаду на мыло!

И она оглушительно свистнула, сунув в рот два пальца, — фокус, усвоенный в детстве.

— Будешь отвлекать — верну аванс, — сердито ответил брат, выходя из роли.

— Молчу! Как рыба! — страстно пообещала сестра.

Федька недовольно поиграл бровями, снова придал лицу сладко-жеманное выражение и встал в позу на полусогнутых коленях, как это делают индийские танцовщицы.

— И дошло до меня, о великий Царь, что в славном городе, гм… Бомбее жили брат с сестрой.

Тут он приподнял одну ногу и согнул ее плашмя, перпендикулярно полу. Стаська зарыдала вполголоса.

— И был брат хорошим добрым мальчиком. Но сестра ненавидела его за то, что был он любим родителями больше, чем она, — речитативом продолжал Федька, делая руками и ногами движения, напоминающие пародию на индийский танец.

И умерла ее бабка, страшная ведьма, и оставила внучке свой дворец, — продолжал Федька, кружась по комнате. — И сказали ей родители: вот твой дом, а наш дворец достанется нашему сыну. И разгневалась злая сестра на брата. И захотела она отнять у него родительский дворец. Произнесла она страшное заклятие и решила заколдовать красивого юношу, чтобы он помог ей отобрать дворец у брата. Но заклятие не подействовало, потому что юноша сам был великим и злым волшебником. И разгневалась ведьма-сестра еще сильнее. И стала издеваться над бедным братом…

Тут речитатив оборвался, потому что большая тяжелая диванная подушка попала Федьке прямо в голову.

— Скотина, — прошипела Стаська и встала с кресла.