Лубянская ласточка - Борис Громов Страница 79

– Я остановился в отеле «Флобер», – захлебывался от восторга немец. – Выбрал его, чтобы быть поближе к Елисейским Полям. В рецепции мне сказали, что на другой стороне улицы, на углу, находится один из лучших ресторанов Парижа. Ну я и решил зарезервировать себе там место на вечер. Но оказалось, что сделать это не так просто… Мне удалось попасть туда лишь через три дня. Декор ресторана изыскан, столовые принадлежности достойны обеденного зала Виндзорского дворца, и в то же время есть в этом заведении что-то домашнее, уютное, располагающее к отдыху и приятному времяпровождению… Скромный ужин стоил мне двух-недельного проживания в отеле, но, скажу я вам, мадам, он того действительно стоил!

– А где он находится? – спросила Натали у Мориса, оторвавшись от воспоминаний. – Помнится, что это где-то в центре, в районе Елисейских Полей…

– Совсем недалеко от Триумфальной арки. Прямо на пересечении улиц Постава Флобера и Реннека. Можно сказать, на уголке…

Черт возьми! Перед глазами Натали на мгновение возник «уголок» московский, как когда-то, в дни ее юности, именовали модное кафе «Националь», облюбованное московской интеллигенцией. Туда она пришла в первый раз с человеком, ставшим в тот же вечер ее любовником, – Виктором Храповым… Бедный Виктор… Он так рано умер, но – прочь грустные мысли. Сегодня предстоит ответственный вечер!

К восьми часам Натали была чертовски голодна, так как со вчерашнего дня готовила себя к обильному ужину, что все реже и реже себе позволяла.

Петрову-то хорошо, с завистью подумала она. Бывает же такая конституция: все сгорает, как в паровозной топке. Морис, пожалуй, чуть поплотнее, но и на нем кулинарные излишества не отражаются.

Она опять на мгновение вернулась в воспоминаниях в далекую Москву.

Был на Арбате во дворе один такой едок. Папа – директор продуктового гастронома. Сынок мог на спор съесть три тарелки первого и столько же второго, да еще после этого опустошить пол-литровую банку компота. А сам тощий. И прозвище у него было достойное – «Мусоропровод». Интересно, какой он сегодня? А вот я бедняжка… Мировые классики всегда восхищались парижанками: мол, только они умеют приобрести округлость форм, не утратив стройности. А мне это не очень удается… Правда, если присмотреться – другим тоже.

Подобная чепуха всегда лезла Натали в голову, когда она давала себе установку расслабиться перед важным делом.

…Ровно в восемь часов раздался мелодичный звонок. Натали поспешила в холл, чтобы открыть дверь. Морис последовал за ней.

– Бонжур, мадам, бонжур, мсье. – В светло-голубой рубашке с галстуком в полоску, темно-серых брюках и синем блейзере Петров выглядел весьма элегантно. Он бросил взгляд на часы. – Кажется, я вовремя. Вы восхитительно выглядите, мадам. Мсье, – он перевел взгляд с Натали на Мориса, – простите меня за откровенность, но в Париже трудно будет найти пару, которая смотрится так великолепно. – Борис решил, что этой куртуазной фразы будет достаточно, чтобы завершить традиционный акт политеса.

– Благодарю вас. Прошу в гостиную. – Морис, улыбнувшись, жестом пригласил Бориса пройти в комнату. Ему все больше и больше нравился этот интеллигентный русский. – Натали, организуй нам что-нибудь выпить. Что вы предпочитаете, мсье Петров?

Борис знал от Мимозы, что любимый аперитив барона – мартини с водкой и черной маслиной.

– Если можно – мартини с водкой, мадам… и с маслинкой.

Морис одобрительно взглянул на Петрова.

– Сделай два, дорогая…

В ресторане мужчины продолжили было свой разговор, начатый в гостиной салона, но под влиянием искусства повара опять плавно перешли на тему о месте национальной кулинарии в литературе, и в первую очередь во французской. Случилось это само собой, когда Борис привел барона в немалое удивление прекрасным знанием Бальзака, Анатоля Франса и братьев Гонкур, чьи произведения он прочитал в подлиннике.

– Эти книги, как и многие другие переведенные произведения французских писателей, можно купить в Москве. Правда, нельзя не признать, кулинарные тонкости иногда ставят переводчиков в тупик. Наверное, поэтому, хотя у нас очень любят Александра Дюма-отца, никто не рискует переводить его кулинарную книгу Зато его «боевики», в которых он столь вольно обошелся с королями и кардиналами, у нас издают с прекрасными комментариями, и наш читатель, можно сказать, проходит курс истории Франции.

– А произведения современных западных писателей и философов – они также доступны в Советском Союзе? – В голосе барона прозвучали нотки сомнения.

– Конечно! Вы не представляете, мсье де Вольтен, насколько хорошо знакомы советские люди с западной литературой. Хемингуэй, Апдайк, Ремарк, Сэлинджер, Керуак, Хеллер, Жан Поль Сартр… Я бы мог назвать вам еще десяток имен.

Морис был слегка ошеломлен таким внушительным списком. Некоторые имена, прозвучавшие из уст Петрова, он только слышал, но не читал произведений этих авторов.

– Толстой, Достоевский, Чехов – вот, пожалуй, все имена, которые известны французской интеллигенции. Правда, в последнее время все называют имя Солженицына. Но я полагаю, что это благодаря широкой кампании в прессе. Сомневаюсь, что большинство французов читали его книги…

Натали старалась не мешать, предоставляя мужчинам возможность вволю наговориться, лишь с удовольствием наблюдала за ними. Они напоминали ей двух сильных породистых псов, которые, впервые встретившись на прогулке, принюхиваются друг к другу, решая извечную проблему: подраться или посчитать сородича достойным дружбы. И, выбрав последнее, радуются, когда встречаются вновь.

Сейчас они набросились на «варваров» в образе новых архитекторов-модернистов, по обоюдному мнению, уродующих исторический облик Парижа… Стоп! Натали увидела, как Петров вынул платок и промокнул вспотевший в пылу полемики лоб – оговоренный заранее сигнал.

– Простите, господа, – извинилась Натали. – Мне пора попудрить носик.

Она вышла, оставив мужчин наедине. Вечер подходил к концу, и Морис дал знак официанту принести счет. По правилу французского этикета, расплатиться должен пригласивший. Однако это означало, что в следующий раз, если таковой состоится, «банкиром» будет сегодняшний гость. При этом ответное приглашение должно последовать не позже, чем через семь-десять дней.

– Я готов продолжить нашу беседу, мсье де Вольтен, – предложил Петров. – В любое удобное для вас время.

– С удовольствием, – искренне откликнулся барон, – у меня как раз десять дней до возвращения к месту службы.

Петрову это, конечно, известно.

– Тогда, быть может, в следующую субботу в «Городской машине»? – предложил он. – Завтра там откроется ретроспектива Сальвадора Дали. Посвятим день искусству? Давайте встретимся в десять часов у входа. А потом пообедаем. Идет?

– Прекрасно, я тоже люблю этого испанца, хотя временами он слишком экстравагантен, – согласился барон.

Петров умышленно не упомянул Натали. Ее следовало как можно быстрее выводить из игры. По жесткому плану «мудрецов» из Центра, далее Борис должен встречаться с бароном один на один. Натали следовало отказаться от похода на выставку под любым благовидным предлогом. Зная легкость и постоянство, с которыми Натали меняла любовников, Центр не сомневался, что так будет и на этот раз. Мимоза должна постепенно отдалиться от де Вольтена, естественно после того как Петров закрепит свой «дружеский» контакт с бароном. Делалось это в первую очередь для ее же собственной безопасности.