Без прощального письма - Инна Бачинская Страница 8

Требующих немедленной помощи оказалось всего ничего – отозвались всего четверо страждущих, причем двое отсеялись ввиду полной неадекватности. Но зато состоялась историческая встреча Монаха и Добродеева – летописца криминальных хроник и эзотерических сказаний. Эти двое сразу нашли общий язык, заключили договор о творческой взаимопомощи и породили «Детективный клуб толстых и красивых любителей пива». Название со временем усовершенствовалось и стало еще значимее: «Детективный клуб толстых и красивых любителей пива и подвешивателей официальных версий». Монах стал интеллектуальным «движителем» расследований и аналитиком клуба, а Добродеев взял на себя функцию добычи информации из самых достоверных источников, поскольку обладал невероятно обширным кругом весьма неожиданных знакомств. По причине некоторой склонности к аферам и мистификации, журналист Добродеев всегда был готов разделить самые бредовые идеи Монаха. Явочной квартирой Клуба стал бар «Тутси». Тот самый, где барменом добряк Митрич, он же хозяин заведения. Добавьте сюда «фирмовые Митрича» – одноименные бутерброды с копченой колбасой и маринованным огурчиком – и замечательное пиво! И девушку, которая поет по субботам – не дешевую попсу, а настоящие старинные романсы, а также из бардов, плюс фотографии местных и залетных знаменитостей с автографами; и вам сразу станет ясно, что «Тутси» – бар для понимающих: без криков, скандалов и мордобоя, но с теплой, почти семейной атмосферой в духе этакого слегка ностальгического ретро…

И вот этого необыкновенного человека собирался Добродеев привести вечером к профессору Лещинскому, от души надеясь, что они понравятся друг другу и профессор увидит свет в конце туннеля…

Дай-то бог.

Весь рабочий день в музее прошел под знаком неприятного события. В смысле полетел к черту. Сотрудницы возбужденно шушукались, вспоминали истории городских ограблений, искали аналогии и пытались хоть как-то объяснить непонятное событие, случившееся в краеведческом отделе. Умозрительно искали возможных преступников и соображали «кому выгодно». Перечисляли по пальцам посетителей, которых было раз-два и обчелся. Сошлись на том, что надо починить замок, чтобы не вынесли действительно ценные экспонаты: картины, или монеты, или, не дай бог, что-нибудь из коллекции Рунге. Директор приказал тут же начать инвентаризацию во избежание утечки музейных ценностей, а заодно выявить слабые места в храме науки – в смысле ослабленные замки, защелки, засовы, не запираемые, по причине возможной утери ключей, двери в подсобные помещения и хранилище, проверить также сигнализацию и окна.

Кстати, а что это за коллекция Рунге, столь высоко ценимая сотрудниками музея, может поинтересоваться читатель? Коллекция Рунге – истинная жемчужина и гордость музея. Впрочем, с самого начала оговоримся, что большой исторической ценности эта коллекция не имеет, однако интересна сама история ее появления среди экспонатов музея. Доктор Рунге – врач, известный меценат и патриот родного города – завещал музею свой разношерстный антиквариат: китайские и японские вазы, европейскую мебель в стилях барокко – с пасту́шками, кавалерами и дамами в пышных кринолинах – и ампир, картины, среди которых была парочка очень и очень неплохих, статуэтку слоновой кости и несколько бронзовых, старинные книги по белой и черной магии на французском языке, несколько десятков монет и всякую другую мелочь, скупленную по антикварным лавочкам и блошиным рынкам Европы и Америки. Наследник доктора, оставшись без наследства, хотел было судиться с музеем, но потом решил, что себе дороже. Заявил, будто страшно рад решению дорогого дядюшки, и выторговал право открыть выставку в его честь при стечении народа и прессы. Из-за проявленного доктором Рунге дилетантизма в деле скупки антикварных диковин его собрание оказалось полностью лишенным скучного налета академизма, красочным и приятным глазу, но имеющим и общеобразовательную ценность. А потому коллекция доктора по праву заняла подобающее место в экспозиции музея, до сих пор вызывает большой интерес, и не будет преувеличением сказать, что коллекция вошла в моду, и посещать музей время от времени стало признаком хорошего тона.

К большому облегчению персонала и лично директора Максима Петровича, коллекция Рунге не пострадала, равно как и другие экспонаты. Вандалы и грабители, похоже, удовольствовались лишь перевернутым ящиком с краеведческими материалами середины прошлого века. Дешево отделались, можно сказать. Но и получили хороший урок на будущее.

И только вечером, по дороге домой, Илона поняла, что из-за кутерьмы с инцидентом в хранилище совершенно забыла о Доротее, так ей и не перезвонившей. Она тут же извлекла из сумочки мобильный телефон и набрала Доротею, но та снова не ответила. Недоумевая, Илона свернула с Пятницкой в свой частно-секторский закуток. Мельком отметила, что машины в «черной дыре» в центре перекрестка уже не было, а сама «черная дыра» была прикрыта громадными деревянными щитами с красными флажками по периметру. Илона достала ключи, поднялась на крыльцо небольшого аккуратного домика, с досадой пнув нижнюю проваленную ступеньку – сбежавший любимый обещал починить, но дальше обещаний не пошло, – и сунула ключ в замочную скважину. К ее изумлению и оторопи, дверь, скрипнув, подалась. Илона недоуменно застыла, пытаясь сообразить, что бы это значило. Потом поняла – скорее всего, уходя на работу, забыла запереть, и это вполне объяснимо, принимая во внимание утренний стресс. Бабушка Аня называла Илону вороной за утерянный зонтик, за опоздания, за оставленную в троллейбусе курточку. «Ну как можно быть такой вороной!!!» – восклицала бабушка.

Забыла запереть дверь! Ворона и есть. Илона-ворона!

Вытащив из замка ключ, Илона вошла в прихожую. С облегчением захлопнула дверь, сбросила туфли на высоких каблуках и прислонилась к косяку – наконец-то дома! После заполошного дня, идиотских домыслов насчет намерений неведомых злоумышленников, всяческой суеты и разборок с полицией – покой и родные стены. Илону передернуло при воспоминании о майоре Мельнике, здоровенном амбале, который сверлил ее подозрительным взглядом и нудно выспрашивал об украденных материалах. Илона вяло отбивалась, намекая на отсутствие состава преступления, то есть полную сохранность архивных материалов, но майор Мельник, вслед за директором Максимом Петровичем, парировал: «Как же она, Илона, может утверждать, будто бы ничего не украдено, если хорошенько не знает, что было в перевернутом ящике и даже описи не имеется?» Как сговорились они все! В итоге пришлось писать объяснительную записку, а майор Мельник подсказывал юридически правильные обороты и фразы. Запахло открытием дела о вандализме и злостном хулиганстве, а Илоне была определена роль свидетеля и обвиняемого. На прощание майор Мельник сказал, что их беседа не последняя, потому как у следствия могут появиться дополнительные вопросы, а если вопросы или новая информация появятся у Илоны, то милости просим… И с этими словами майор протянул Илоне свою визитку. «Илон, коп на тебя запал, – прошептала Лина. – А чего? Он ничего, только старый». Затем музейные работницы понаблюдали через окно, как майор Мельник уселся в черный джип, тут же взревел двигателем и унесся прочь. «Пошли, примем, – сказала Лина, – пока дед в отключке после допроса». И они пошли пить кофе…