Хозяйка Изумрудного города - Антон Леонтьев Страница 8

Владимир не уделял никакого внимания дочери от Елены. Он считал, как и прежде, что несносная жирная девчонка послужила причиной смерти его талантливой жены. Модестина не хотела видеть Евгению в своем новом доме, на обстановку которого она истратила около трехсот тысяч.

Вскоре Модестина сообщила мужу, что находится в положении. На этот раз лучшие врачи, выписанные из Лозанны, Парижа и Вены, обследовали госпожу Арбенину и в один голос заверили ее супруга, что опасаться нечего — осложнения при родах исключены.

Медики не ошиблись. В конце июля 1898 года в именье Арбенина Верхоглядки, расположенном в Тверской губернии, на свет появилась Надежда, желанная дочь, красавица и умница. Роды у Модестины прошли на редкость быстро и безболезненно, через три дня после благополучного разрешения от бремени госпожа Арбенина наконец-то покинула сельскую глушь, которую ненавидела всеми фибрами своей изнеженной души и куда была вынуждена поехать по настоянию врачей.

Надежду крестили в Петербурге; ее крестной матерью стала княгиня Шельская, а крестным отцом — великий князь Константин Александрович. Модестина, как всегда, самая красивая, позволила себе с облегчением вздохнуть миссия была выполнена, она подарила мужу долгожданную наследницу и окончательно привязала Владимира к себе. В качестве подарка Модестина получила от мужа двести пятьдесят тысяч.

На новорожденную Надю обрушился поток родительской любви, щедро подпитанной деньгами. Девочка, настоящий ангелочек, сошедший с небес на грешную землю, росла сорванцом и кокеткой. Отец с матерью загодя планировали великолепную партию для Надечки.

Евгения обитала в мрачном особняке семейства Корф. После смерти Елены там все было пропитано духом воспоминаний о ней — картины, фотографии, одежда. Барон с баронессой приучали Женю к мысли о том, что новая жена ее отца — выскочка, парвеню, дочка разорившегося купца. Как ни старался Петр Корф, запретить видеться отцу с дочерью он не мог.

Изредка Владимир Арбенин навещал все же Евгению, дарил ей что-нибудь в красивой упаковке и купленное наспех, целовал в лоб и исчезал.

Барон с баронессой скончались в один месяц, в октябре 1902 года, с интервалом в двенадцать дней. Согласно их завещанию, единственной наследницей всего их движимого и недвижимого имущества, исчислявшегося многими миллионами, становилась их единственная внучка Евгения.

Владимиру Арбенину, приложив массу усилий, удалось добиться права стать опекуном дочери, несмотря на то что в завещании Корфов были указаны совершенно другие фамилии. Ему, как отцу, богатому и известному человеку, было отдано предпочтение. Дело рассматривалось в Сенате и по приказанию самого императора было решено в кратчайшие сроки.

Девочка переехала в новый дом, где царила прелестная Модестина. Госпожа Арбенина, давно забывшая, что когда-то работала в конторе отца-купца, при всех восхищалась Евгенией и баловала ее, засыпая вредными для и без того толстой девочки сладостями и ненужными игрушками.

Первая встреча двух сестер оказалась роковой.

Привыкшая к всеобщему обожанию и восхищению, Надежда узрела в Евгении соперницу. Несмотря на разницу в возрасте и весе, маленькая девчушка, разряженная в кружева и бархат, впилась Евгении в толетую ляжку и расцарапала лицо, а затем завыла на весь дом, требуя, чтобы Евгению выгнали прочь.

Арбенин впервые отказал капризу дочери и требованиям жены: его старшая дочь осталась в их особняке. Владимир Ипатьевич, добившись того, чтобы опекать многомиллионное состояние, завещанное дочери, не хотел отпускать ее от себя. Кто знает, может быть, повторится та же история, как и с ее матерью, и рядом с некрасивой девушкой появится верткий охотник за легкой наживой.

Евгения проявляла интерес к физике, химии и математике, как и ее покойная мать. Отец оборудовал ей отдельный кабинет под самой крышей, где она могла ночами читать толстенные книги, штудировать премудрости точных наук. И плакать.

У Нади были веселые праздники с множеством друзей — у Евгении ничего этого не было. Отец сказал, что раз ее день рождения выпал на Рождество, то не стоит его праздновать специально. У Нади были лучшие наряды от известных модисток — Евгения со своей расплывающейся фигурой рядилась в однотонные темные платья. Надя с родителями два раза в год отправлялась отдыхать то во Францию, то в Финляндию, Евгения оставалась дома.

Ее утешала верная старая Ляша, которая выходила Женю и после смерти барона и баронессы Корф упросила Арбенина взять ее к нему в дом.

— Девочка моя, — приговаривала она, гладя рыдающую Евгению по жирноватым волосам. — Папа тебя очень любит, ты же знаешь…

— Тогда почему он оставил меня одну? Почему он не взял меня с собой в Ниццу? Почему он позволяет Модестине шпынять меня? — поднимала на Ляшу заплаканное сдобное лицо девочка и, не дожидаясь ответов, ревела еще громче.

Все разительно изменялось, когда отец возвращался в столицу. Евгения забывала об обидах и бросалась к нему, чтобы получить скупой поцелуй и громоздкий, ненужный подарок. Годы шли, и ничего не менялось.

Надежда постепенно расцветала, превращаясь из красивой девочки в красивую барышню. Евгения же, наоборот, с каждым годом полнела и к пятнадцати годам выросла в настоящую кустодиевскую женщину, полную крестьянку с луноподобным лицом, непослушными темными волосами, узкими глазками и красными, словно ошпаренными, руками. Сколько раз, глядясь в зеркало, она проклинала судьбу, что ей угораздило родиться в старинной семье баронов Корф.

Она рассматривала фамильные портреты — уродливые мужчины и некрасивые женщины. Как же она на них похожа!

У нее был ум, но что из этого? Она повторяла судьбу покойной матери — Евгения нашла многочисленные научные записи баронессы Елены. Спустя несколько лет Евгения поняла, как близко ее мама подошла к тем мыслям, которые высказал немецкий ученый Эйнштейн в своих работах, посвященных так называемой теории относительности.

Однако и мир науки был закрыт, ну, или практически закрыт, для женщин, особенно такой консервативной, как физика и высшая математика. Евгению привлекала блистательная красота абстракций, огромных формул, в которых заключалась суть Вселенной, таинственных реакций, которые таили в себе секреты мироздания.

Как-то Евгении довелось принять участие в семейном вечере, на котором присутствовал обретающий популярность среди аристократии старец Григорий.

Признанием длиннобородый хитрый мужик был обязан простому факту — ему удалось неведомыми путями проникнуть в царский дворец и стать личным другом императрицы и императора.

Владимир Арбенин, никогда не чуждый новомодным веяньям, сразу же пригласил к себе старца. Тот проповедовал грех как единственную возможность очищения. Не согрешишь — не покаешься, так заявлял он своим густо-скрипучим голосом, пронзая насквозь зелеными глазами молодую Модестину Арбенину. Та с восторгом следила за каждым словом старца, поддакивая его велеречивым рассуждениям.

Евгения, как всегда, сидела в углу, поглощала то ли третье, то ли четвертое мороженое. Еда — вот что позволяло ей заглушать душевную боль. Она знала, что после этого суаре пополнеет еще на два фунта, но никак не могла удержаться.