Правило двух минут - Роберт Крайс Страница 8

Тот сидел, откинувшись в кресле, — так, словно ожидал Холмена.

— Запирайте дверь, когда уходите, — сказал Перри. — Я слышал, вы оставили ее открытой. Не похоже на человека из ОИЦ. Если не будете закрывать за собой, у вас могут украсть вещи.

Холмену такое и в голову бы не пришло.

— Спасибо, что подсказали. После стольких лет забываешь.

— Понимаю.

— Послушайте, мне нужны полотенца.

— Неужели я не оставил?

— Нет.

— В кладовке смотрели? На полке?

Холмен не стал выяснять, почему полотенца должны висеть в кладовке, а не в ванной.

— Нет, я не подумал туда заглянуть. Потом проверю. Хотелось бы и телевизор тоже. Не могли бы вы мне помочь?

— У нас не идет кабельное телевидение.

— Просто телевизор.

— Может, я найду, если поищу. Телевизор обойдется вам в восемь долларов в месяц плюс шестьдесят долларов залога.

На черный день у Холмена оставалось совсем немного. Он еще мог позволить себе тратить лишних восемь долларов в месяц, но вот сумма залога больно била по карману. Он собирался распорядиться этими деньгами иначе.

— Немаленький у вас залог.

Перри пожал плечами.

— А если вы запустите в него бутылкой, мне что, нести убытки? Послушайте, я знаю, что это много. Сходите в какой-нибудь магазин уцененных товаров. Подберите себе новенькую игрушку за несчастные восемьдесят баксов. Их делают в Корее — рабский труд, — а потом продают за гроши. Сначала выйдет чуть подороже, но зато не придется постоянно платить за аренду, и изображение лучше. На всех старых нечеткая картинка.

У Холмена не было времени покупать корейский телевизор.

— Вы вернете мне шестьдесят долларов, когда я отдам ящик обратно? — спросил он.

— Конечно.

— Ладно, грабьте. Как только обзаведусь своим, сразу отдам.

— Как хотите, будет вам телевизор.

Холмен зашел в соседний магазин купить номер «Таймс». Там же он взял пакет шоколадного молока и стал читать статью об убийстве, стоя посередине тротуара.

Старшим из погибших офицеров был двадцатишестилетний сержант Майк Фаулер. У него остались жена и четверо детей. Офицеры Патрик Мэллон и Чарлз Уоллес Эш отслужили шесть и восемь лет соответственно. Жена Мэллона теперь вдова с двумя маленькими ребятишками. Эш был холостым. Холмен стал разглядывать их фотографии. Фаулер — тонкие черты лица и белая, как бумага, кожа. Мэллон — смуглый, с широким лбом и крупными, грубыми чертами. Эш — его полная противоположность: щеки как у бурундука, редкие, почти бесцветные волосы и нервный взгляд. Последним шел снимок Ричи. Холмен никогда не видел взрослых фотографий сына. В наследство от отца мальчику достались худое лицо и тонкие губы. Холмен смотрел на сына и видел в его глазах ожесточение, словно исковерканная жизнь поставила на парне клеймо. Холмен вдруг разозлился на себя и почувствовал груз ответственности. Он сложил газету так, чтобы не видеть фотографии Ричи, и продолжил читать.

Описание преступления во многом совпадало с рассказом Леви, но практически ничего не проясняло. Холмен был разочарован. Такое ощущение, что репортеры доделывали материал за полчаса до сдачи номера в набор.

Офицеры расположились у канала под мостом Четвертой улицы и явно попали в засаду. Леви сказал Холмену, что никто не успел даже выхватить оружие, а газета сообщала, что офицер Мэллон вытащил пистолет, но не стрелял. Представитель полиции подтвердил, что старший среди присутствовавших офицер Фаулер передал по рации, что они остановились выпить кофе, и больше сообщений от него не поступало. Холмен негромко присвистнул: четырех вышколенных офицеров прихлопнули так быстро, что они не сумели даже открыть ответный огонь, найти укрытие или вызвать подмогу. В статье не содержалось информации о количестве выстрелов или о том, сколько пуль попало в каждого из погибших, но Холмен решил, что стрелков было по меньшей мере двое. Никто в одиночку не смог бы убрать четырех полицейских настолько молниеносно, что они даже не успели отреагировать.

Сначала Холмен задумался, почему они остановились под мостом, а потом прочел, что представитель полиции отрицает тот факт, будто бы в одной из полицейских машин обнаружена открытая упаковка из шести бутылок пива. Желание выпить вполне понятное, странно только, что они выбрали для пикника именно это место. В былые деньки Холмен загонял в русло канала мотоциклы, принадлежавшие разным наркоманам и прочим подонкам. С давних пор оно закрыто для посещения, поэтому ему приходилось перелезать через изгородь или взламывать ворота. Холмен решил, что у полицейских могла быть отмычка, но все равно неясно, зачем создавать себе такие трудности. Существует масса более спокойных мест для дружеской попойки.

Холмен дочитал статью и аккуратно вырвал фотографию Ричи. У него сохранился бумажник, с которым его арестовали. Его вернули, когда Холмена перевели в ОИЦ, но с тех пор все его содержимое обесценилось. Холмен выбросил устаревшие купюры, чтобы освободить место для чего-нибудь поновее. Он положил фото Ричи в бумажник и поднялся обратно к себе.

Холмен подошел к телефону, подумал и набрал номер справочного бюро.

— Город и штат, пожалуйста?

— Ах да, Лос-Анджелес. Калифорния.

— Имя, фамилия?

— Донна Баник, Б-А-Н-И-К.

— Простите, сэр. Не могу найти никого с таким именем.

Донна могла выйти замуж и сменить фамилию, не известив об этом Холмена. Могла переехать в другой город.

— Позвольте еще вопрос. Человек по имени Ричард Холмен?

— Простите, сэр.

Холмен замолчал, не зная, что еще придумать.

— Скажите, Лос-Анджелес — вы имеете в виду коды триста десять и двести тринадцать?

— Да, сэр. И еще триста двадцать три.

Про код триста двадцать три Холмен никогда не слышал. Он задумался, сколько еще кодов добавилось, пока его не было.

— О'кей. А как насчет Чэтсуорта? Там по-прежнему код восемьсот восемнадцать?

— Простите, в Чэтсуорте нет человека с таким именем и фамилией, и в зонах других кодов тоже.

— Спасибо.

Холмен повесил трубку, раздраженный и встревоженный. Он вернулся в ванную и снова умылся, потом подошел к окну и встал перед кондиционером. Подумал, капает ли оттуда вода на кого-нибудь из прохожих. Достал бумажник. Его остававшиеся сбережения хранились в специальном отделении. Предполагалось, что он начнет их тратить и оплачивать счета, знаменуя тем самым возвращение к нормальной жизни, но Гейл посоветовала обождать недельки две. Он порылся в банкнотах и наткнулся на краешек конверта, который оторвал от последнего письма Донны. Там был адрес, на который он писал ей и откуда ему приходили обратно его собственные письма. Внимательно изучив адрес, Холмен снова сунул бумажку между купюр.