Только никому не говори. Солнце любви - Инна Булгакова Страница 8

- Сделайте одолжение. Вы продолжаете считать моё увлечение идиотством?

- Нет. Но все равно, Иван Арсеньевич, вам ничего не удастся.

Даже имя вдруг вспомнила! Дверь захлопнулась. Я перевёл дух, я отдыхал под оживлённый говор своих идеальных помощников: они не мешали, не лезли, не сбивали с толку, а наблюдали. Очевидно, на этой сцене, полный тайны-тьмы, перед ними — да и передо мной! — разыгрывался единственный в своём роде спектакль, где было все: и жизнь, и смерть, и слезы, и любовь.

- Ну, Ваня… вы позволите мне так вас называть? Я человек простой и старик… — Я кивнул. — Ну, Ваня, ты настоящий писатель. Сумел женщину расшевелить. Теперь она у нас забегает.

- Никак не могу понять, — задумчиво отозвался я, — никак не могу вспомнить… когда именно Анюта заинтересовалась нашим разговором. Просто почувствовал вдруг в ней перемену. Но что её затронуло? Какой мой вопрос?

- Может, насчёт мужа?

- Нет, раньше. Гораздо раньше.

- Сестру вспомнила — смягчилась.

- Нет, не то. Какой-то совершенно определённый интерес. Но к чему?

- Все понятно, — вмешался Игорёк. — Испугалась. Вы заметили, какая она здоровая? А сестра, сама призналась, крошка. У неё-то сколько угодно было времени и прикончить, и следы замести.

- Не буровь! — отмахнулся Василий Васильевич.

- Что «не буровь»? Она ж ей завидует! Вы не заметили? Может, они Бориса этого не поделили. А он догадался — видишь, говорит, изменился — и донёс старику. Тот с ума сошёл, а Борис не захотел с убийцей жить.

- Что-то мне Борис этот самый не симпатичен, — заявил Василий Васильевич. — Но в Москву она за мальчишкой собралась, понял? Как-то ты её Петей поддел, а?

- Когда исчезла Маруся, тот ехал в международном вагоне. Он был на даче почти за сутки — вот в чем дело! И никаких его| отпечатков — и на окне их нет. Сама собой напрашивается связь. Но — Вертер весь обвешан ярлыками: алиби! не виновен!.. Хоть бы он завтра появился.

- А почему художник его Вертером называет?

- Двести лет назад один немецкий гений написал «Страдания юного Вертера» — о юноше, который покончил с собой из-за любви.

- Дурак! — отозвался на это Игорёк, а бухгалтер заметил назидательно:

- Стало быть, в этом прозвище, по отношению к нашему Пете, заключена ирония.

11 июля, пятница

Однако назавтра, в четверг, юноша не появился. Анюта дала мне новый Петин телефон и сообщила, что он наотрез отказался участвовать в этом деле. Я посовещался со своими помощниками, и уже после обеда Василий Васильевич сумел поймать нашу медсестру на удочку женского сострадания:

- Вот, Вер, писатель тут у нас одинокий, всеми брошенный. Как бы ему с Москвой связаться?

- Телефон только в кабинете у Ирины Евгеньевны, но она не разрешает не по делу звонить. Если попробую её уговорить?

- Верочка, вы не могли бы сделать для меня одолжение — купить в Отраде на почте талончики для междугородных переговоров? Тогда, думаю, Ирина Евгеньевна разрешит.

Ирина Евгеньевна разрешила, оговорив: только коротко — на аппарате не висеть. И в тот же вечер я услышал голос юного Вертера:

- Да, Пётр.

- С вами говорит член Союза писателей, — я бил на официальность, — Иван Арсеньевич Глебов.

- Ну и что?

- Вам передали мою просьбу? Необходимо поговорить.

- Следствие закончилось, и вы не имеете права требовать…

- Я не требую. Однако срок давности на убийство не распространяется.

- Ну и пусть, а я не хочу и не буду. И никто не заставит…

- Мне не понятна ваша агрессивность. Ведь вы просто свидетель, не так ли? (Молчание.) Я собираю материал по этому делу, и каждый из участников охотно идёт мне навстречу. А вы? Неужели вам не хочется восстановить справедливость? Не могу поверить. (Молчание.) Ваше поведение и эти детские какие-то препирательства на фоне преступления выставляют вас, простите, в странном свете.

- Да у меня сейчас сессия, завтра португальский сдавать!

- После Португалии — сразу в Отраду. Там спросите больницу. Травматологическое отделение, палата номер семь, — не дожидаясь ответа, я опустил трубку.

Португалией не Португалией, но какой-то заграницей повеяло на нас при вступлении в палату Петеньки — во всей красе самых последних фирменных атрибутов.

Широкоплечий бронзовый юноша вызывал в памяти дискобола или метателя копья на постаменте в каком-нибудь спортивном комплексе. Я глядел с любопытством: его любила Мария — загадочная прелестная актёрка, бедный ангел на коленях и врунья.

- Это отец Маруси, — я указал на Павла Матвеевича, и Петя застыл у двери.

Больной, как всегда при виде нового лица, заговорил о лилиях в полной тьме, улыбаясь Петеньке, с которого мгновенно осыпались остатки спортсменского мужества.

- Присаживайтесь. — Он опустился на табуретку посреди палаты для всеобщего обозрения. — Вы сменили телефон?

- Я живу у жены.

Ага, юный Вертер не только поступил в университет, но и женился. Однако Дмитрий Алексеевич психолог!

- И давно вы женаты?

- Три года.

- Прямо в то лето и свадьбу сыграли?

- Нет, пятого октября.

Через три месяца после исчезновения Маруси её зять заговорил о разводе, а возлюбленный женился. Ничто не вечно под нашей банальной луною.

- А со своей невестой когда познакомились?

- В августе, на теннисном корте.

- Быстро вы управились.

- Ничего противозаконного в этом нет. А вы материал для детектива собираете?

- До сих пор, видите ли, я этим жанром пренебрегал. А вы?

- Увлекался когда-то. Из-за детективов начал и языки изучать.

- Португальцы стоящие детективщики?

- Нет, португальский для карьеры. У нас не так уж распространён, как другие европейские… А Агату Кристи я, наверно, всю по-английски прочёл.

- Теперь охладели?

- Поумнел.

- После того как три года назад в реальном детективе приняли участие, а?.. Ну, мне приятно, что вы знаток этого жанра, филолог, человек духовной культуры, вам вкус не позволит уклониться от истины, так?

- Я и не уклонялся.

- Прекрасно.

Этот юноша, единственный из всей компании, был фактически неуязвим: оставалось только перебирать психологические струны.

- Вы любили Марусю?

- Никогда! — воскликнул юный Вертер. — Ничего подобного!

- Даже так? — я удивился. — Что же вас с ней связывало?