Угол атаки - Мария Воронова Страница 8

Павел Михайлович сочувственно поцокал языком:

– И как ваш батюшка вышел из этого затруднительного положения?

– Представляете, помог совершенно незнакомый человек. Ехал себе мимо троллейбусной остановки на личном автомобиле, увидел, как дети надрываются над урной, и остановился.

– Да, времена меняются, – вздохнул председатель, – нынче девяносто девять из ста автомобилистов проедут мимо, и те же самые девяносто девять из ста растерянных отцов не сядут с детьми в машину к незнакомому человеку.

– И слава богу. Нам хоть поменьше работы будет.

Ирина улыбнулась. Память – коварная штука. Перед глазами совершенно ясно стояла бетонная урна с окурками, куда они с сестрой извергали селедочное масло, серебристая решетка радиатора, открытый папин портфель, который он поставил им с сестрой на колени, когда они сели в машину, со строгим указанием тошнить именно туда, а не на великолепные бархатные сиденья, сами сиденья восхитительного малинового цвета, а лицо человека, пришедшего на помощь, совершенно изгладилось из памяти. Вот так и делай добрые дела…

– Извините, что о таких вещах за столом, – спохватилась Ирина, – надеюсь, не испортила вам аппетита.

Павел Михайлович заметил, что в юности, работая следователем, столько всякого повидал, что теперь испортить ему аппетит практически нереально.

Официантка принесла икру в специальной посудке, похожей на очень маленькую чашку, соединенную с большим блюдцем, наполненным льдом. А когда она разложила приборы, Ирина поняла, что зря считала, будто умеет красиво и правильно есть. Многочисленные вилки и ножи представляли для нее настоящий ребус этикета.

– Не как в буфете «Октябрьского»? – ухмыльнулся Павел Михайлович.

Ирина покачала головой.

– А выступление-то вам понравилось?

– Думаю, что да, хотя мы сидели так далеко, что почти ничего не видели, но все равно поняли, какой это высочайший класс. Смешно, мы с сестрой потом подслушали, как папа говорил маме, что номер «Ночь на Лысой горе» настолько эротичный, что ему было неловко смотреть на сцену вместе с дочерьми, и долго сокрушались, как это мы увидели что-то интересное запретное и ничего не поняли.

От хороших воспоминаний Ирине стало весело, она залихватски намазала икру на булочку первым попавшимся ножиком и съела.

– Нет, это не селедочное масло, – сказала она, поймав выжидательный взгляд Павла Михайловича.

– А вы привыкайте, Ирина Андреевна, привыкайте. Возможно, скоро будете сюда частенько заглядывать.

– Да не дай бог!

Председатель выпрямился, давая понять, что шутки кончились:

– Ирина Андреевна, дорогая, как вы думаете, почему я именно вам поручаю это дело? Зная вашу принципиальность и порядочность, нагружаю именно вас, хотя мог бы расписать Долгачеву, который ради карьеры засудит родную мать и глазом не моргнет?

Ирина пожала плечами:

– Действительно… Не хочу хвастаться своей принципиальностью, но в коллективе есть более подходящие кандидатуры для осуществления телефонного права. Меня-то зачем каждый раз ломать?

– Я ведь не вечен, Ирочка.

– Павел Михайлович…

– Знаю, знаю, всех вас переживу, но не забывайте, кроме естественных причин я могу получить повышение.

– А…

– Тсс! Боюсь сглазить, а то чем похвалишься, без того и останешься. Ничего еще не решено.

– Молчу-молчу.

– Но если все получится, то я хотел бы видеть на своем месте именно вас, Ирина Андреевна.

Ирина сглотнула и схватила стакан с водой. После рождения Володи она оставила всякие амбиции и не думала, что слегка приоткрывшаяся перспектива вызовет в душе такое сильное волнение, сравнимое разве что с первым поцелуем. Даже руки задрожали, фу, противно.

Сделав несколько глотков, и с неудовольствием заметив, что губы оставили след помады на тонком стекле, Ирина приказала себе не обольщаться, не надеяться, но в то же время и не сдаваться заранее. Будет действовать по методу Карлсона: спокойствие, только спокойствие.

Павел Михайлович наблюдал за ней с тихой и мудрой улыбкой на устах.

– Да, Ирочка, именно вашу кандидатуру я рекомендовал для рассмотрения в вышестоящих инстанциях и поручаю вам это дело, чтобы вы продемонстрировали свое умение мыслить не только тактически, но и стратегически, видеть ситуацию в целом и под правильным углом, поскольку эти качества совершенно необходимы для руководителя высокого ранга.

– А приверженность интересам правосудия?

– О, тут вы себя зарекомендовали безупречно.

– А сейчас, значит, должна показать, что могу плясать под чужую дудочку…

Павел Михайлович протестующе поднял ладонь:

– Нет, Ира, прислушавшись к указанию руководства в этом процессе, вы продемонстрируете всего лишь то, что со своего нового высокого места будете видеть всю панораму, которая вам откроется, и принимать решения после комплексного анализа обстановки.

«Я не хочу этого места и не расстроюсь, когда ничего не получится», – прошептала про себя Ирина, а вслух произнесла:

– Когда указание спущено сверху, тратить силы на комплексный анализ уже лишнее и вообще вредно для психики.

– Ах, Ира, Ира… Все-таки вы еще совсем девочка… – Павел Михайлович вздохнул с некоторой театральностью. – Впрочем, с детским бесом бунтарства трудно расставаться, когда живешь в обществе, где привыкли все дихотомировать. Хорошие красные, плохие белые, добрые и щедрые коммунисты, злые и скупые капиталисты. Бороться – хорошо, пресмыкаться – плохо, ну и так далее. Но беда в том, что у всего есть не только положительный или отрицательный заряд, но и коэффициент. Не всегда легко понять, где добро, а где зло, а вдобавок жизнь течет, меняется, что хорошо сегодня, оборачивается катастрофой завтра, и ужас в том, что никогда это не предугадать. Идеальных решений не бывает, Ирина Андреевна, это вам скажет любой руководитель.

– Но есть какие-то основополагающие принципы…

– Да, конечно. Но так мало в нашей жизни такого, про которое можно сказать, как в фильме «Чужие письма»: «Нельзя, и все!» Принципы – вещь хорошая, мерило нравственности человека, но, к большому сожалению, нужно видеть не только мерку, но и то, что собираешься ею измерять. Самая лучшая рулетка покажет неверный результат в руках косого и безрукого строителя.

Ирина поморщилась:

– Извините, но это демагогия.

Официантка принесла им котлеты. Глядя на золотистый цилиндрик рядом с аккуратным холмиком картофельного пюре, на верхушке которого в ямке, как в кратере, блестела лужица растопленного масла, а по краям зеленела россыпь зеленого горошка, Ирина сообразила, что если все сложится удачно, то она будет питаться такой роскошью уже не как бедная родственница и чернавка, а на вполне законном основании. Не ко всем, но кое к каким номенклатурным благам доступ получит. Французские духи так точно будет покупать не у спекулянтов, а в спецмагазине по спеццене, а горошек и майонез дома будет не только в виде двух неприкосновенных банок в глубине холодильника, НЗ на Новый год и день рождения. Пожалуйста, хоть каждый день заходи в распределитель да бери… Всего-то надо показать свою преданность государственным интересам.